– Однако речь сейчас не о том, – продолжала Маргарита. – Видите ли, у Льва Евгеньевича есть свои небольшие странности. Он не способен сосредоточиться. Зная, что вечером будут гости, он, не моргнув, приглашает вас.
– Да, да, – Людочка торопливо надевала пальтишко. – Я уже все поняла. Я ухожу…
– Людочка, – страстно взывал Хоботов. – Людочка… Это недоразумение!
– Вы очень рассеянный, – с усилием вымолвила потрясенная девушка. – До свидания!
И она убежала.
– Невыносимо! – крикнул Хоботов.
– Мой друг, ты смешон, – сказала с улыбкой беспощадная Маргарита.
– Но почему? – закричал Хоботов. – Ты можешь понять, я полюбил…
– Ты полюбил? – Маргарита засмеялась. – Милый мой, ты любить не способен. Как все тайные эротоманы.
– Нет, это слишком! – он был вне себя.
Маргарита рассудительно заключила:
– Повторяю, если ты встретишь женщину, которая внушит мне доверие и которой я со спокойной совестью смогу тебя поручить, буду счастлива. Идем. Неудобно перед Орловичами.
– О, господи… – прошептал Хоботов.
– Хоботов, поворачивайся, – сказала она одновременно утомленно и властно.
И бедный Хоботов поплелся за ней, на вечер с супругами Орловичами, которых всю жизнь терпеть не мог. Что делать? Есть порядок вещей, который, оказывается, сильнее нас. Коридор был пуст. Мерцала лампочка над сундуком. Из комнаты Маргариты и Саввы доносились веселые голоса. Из комнаты Алисы Витальевны донесся усталый бой часов. В комнате Велюрова хозяин бодрствовал, он работал над своим номером. Был слышен качающийся баритон – Велюров пел на мотив «Ласточки»:
По коридору, то и дело, пробегал Савва. То – с блюдом, то – с чайником.
Над Москвой плыла осенняя ночь. Все меньше прохожих попадалось навстречу. Метро стремительно поглощало последних театралов и полуночников. В коридоре квартиры в притихшем Хохловском происходило сердечное прощание.
– Штихель штихелю рознь, – говорил освоившийся Савва. – Для рельефных работ употребляется только больштихель.
– Это фанатик своего дела, – сказала Маргарита.
– И не вздумайте обойтись без рифлевки и шаберов, – уговаривал Орловичей Савва.
– Одержимый, – вздыхала Маргарита.
– В этом его обаяние, – понимающе улыбалась Нина Орлович. – До свиданья. Спасибо. Чудесный вечер. Лев Евгеньевич, не забывайте нас.
И тихо добавила:
– Мужайтесь.
– Что? – вздрогнул Хоботов.
– Молодчина. Я уважаю вас, – со значением глядя, проникновенно сказала Нина Орлович.
– Доброй ночи, – прощался с Маргаритой ее муж. – Мне нравится, знаете, ваш избранник. Я человек ироничный и злой, но не могу не согласиться: в нем действительно есть начиночка.
Он подошел к Хоботову.
– Коллега, мой нижайший поклон.
И молча, выражая взглядом высшую степень участия, долго тряс его руку, которую Хоботов безуспешно тщился освободить.
И заговорили все вместе:
– До свидания. Заходите. Спасибо за вечер. Спасибо вам.
Когда Орловичи ушли, все трое уселись на сундук – Маргарита между двумя мужчинами.
– Как я устала, – она положила голову на плечо Савве. – Что это вдруг тебя понесло со штихелями?
– Тонкая вещь, Маргарита Павловна, – сказал Савва. – Поспешишь – людей насмешишь.
– Мера, мой друг, великое дело. А ты мог держаться чуть поживей, – обратилась она к Хоботову. – С этой Милочкой ты, верно, красноречивей.
– Во-первых, с Людочкой! – сказал оскорбленный Хоботов. – А во-вторых, не поминай ее имени всуе.
– By зэт ридикюль.
– И тем не менее! Всуе прошу не поминать.
– Милый, – заботливо сказала Маргарита, – надо тебе опять поколоться.
Она встала:
– Спать, спать. Меня ноги не держат.
– Сей момент, – отозвался Савва. – Разочек курну.
Маргарита ушла.
В одном из Кадашевских переулков распахнулась дверь. На лестничной площадке показался Костик. Он приветливо помахал ладонью. Чья-то обнаженная женская рука закрыла за ним дверь. Костик полетел вниз по лестнице.
– Савва, – признался Хоботов, – я на грани отчаяния!
Савва мягко положил руку ему на плечо:
– Лев Евгеньевич, не убивайся. Дай срок, мы с Маргаритой распишемся. К весне квартира будет готова. Съедем – гуляй в свое удовольствие.
– Много воды утечет до весны, – простонал Хоботов.
– Женщину тоже надо понять, – сказал ему Савва вразумительно. – Девушек водишь. Ей неприятно.
– Да не вожу я! – крикнул Хоботов. – Это другое! Савва! Об этом не говорят. Имеющие глаза да видят! Если б ты знал, чего мне стоил этот вечер!
Савва гладил его по волосам.
– Ты потерпи. Иногда приходится. Ну, успокойся. И не тоскуй.
Донесся голос Маргариты Павловны:
– Савва Игнатьич!
Савва встал, потушил папиросу.
– Надо идти. Понял, Левушка? Потерпи.
Ушел Савва к нетерпеливой Маргарите, ушел, еле волоча ноги, Хоботов, квартира погрузилась в глубокую тишину.