Из монументального здания выбегает Костик. Он продирается сквозь стайку девиц, машет кому-то рукой и озирается. Вот он, верный Савранский, ждет его на своем железном коне. Молодые люди обмениваются рукопожатием и уносятся в темнеющую даль. Зима!
Так оно и было. Играла музыка. Пары кружились, и под коньками крошился лед. Но кто это так старательно и напряженно, любовно поддерживаемый преданной девичьей рукою, выписывает невольные вензеля? Кто это, перехваченный развевающимся шарфом, в плотно нахлобученной шапке? Вы не ошиблись, это Хоботов с Людочкой. Смелее, Хоботов, смелей, мой друг! Я верю, ты выстоишь, ты устоишь! Нет, не устоял. Растянулся. Лежит несчастный на белом льду, смотрит в торжественное темное небо, позолоченное светом фонарей, мешает общему радостному движению. Вот он медленно, с помощью Людочки, покряхтывая, поднимается на ноги, и медленно отъезжает в сторону.
– Это все я, я виновата, – ломая руки, сказала Людочка.
– Всему виной моя неуклюжесть, – возразил Хоботов и застонал.
– Так сильно ушиблись? – Людочка была в отчаянии.
– Ч-черт… – морщился Хоботов, – однако ж… Мне вспомнился вдруг Бертран дю Фуа.
– Кто он такой? – поинтересовалась Людочка.
– Лангедокский трувер.
Людочка встревожилась:
– Что с ним случилось?
– Упал и умер.
– Какой кошмар! – Людочка всплеснула руками. – Надо вам немедленно сделать противостолбнячный укол.
Неслись свитера, шапочки с помпончиками, мелькали лица – молодые и тронутые временем, пролетали мимо любители скорости и острых ощущений, и вот остановились около интеллигентно стонущего Хоботова Костик и уже знакомая нам Светлана.
– Что это с вами? – воздев длани, воскликнул Костик.
– Легкий ушиб, – прошелестел Хоботов.
– Он споткнулся на повороте, – пояснила Людочка.
Костик веско сказал:
– Это распространенный случай. Так свидетельствует история.
– Мой юный сосед, – представил Костика Хоботов. – А это Людочка.
– Как же, как же, – сиял Костик. – Ведь это вам Лев Евгеньевич пел по-французски.
– Полечку! – радостно закивала Людочка.
Костик кивнул:
– Вблизи сундука.
И представил в свою очередь:
– А это – Светлана. Наш светлячок. Мастер спорта. Плавает на спине.
Девушки тряхнули друг другу руки. Костик сказал:
– Ну-ка, девушки, сделайте круг. А я постою со Львом Евгеньевичем.
Света, которая не любила церемоний, обратилась к новой знакомой:
– Люда, пошли?
Людочка тревожно спросила Костика:
– Вы его не оставите?
Костик авторитетно заверил:
– Есть закон мужской солидарности.
Когда девушки умчались, он поинтересовался:
– Кой черт занес вас на эти галеры?
Хоботов отозвался печально:
– А как мне быть? Маргарита Павловна ее не одобрила. Вот и верчусь. В моем немолодом уже возрасте веду эту иллюзорную жизнь. Хожу в кино на последний сеанс. Целых три раза был в оперетке. Один раз водил ее на лекцию. Она пошла по своей доброте.
– Добрая, говорите? – спросил Костик.
– Безмерно, – подтвердил Хоботов. – И восприимчивая. Я ей рассказывал о судьбе Франсуа Вийона. Людочка просто поражалась.
Костик наморщил лоб:
– Его ведь зарезали или повесили?
– Зарезали скорее всего, – сказал Хоботов.
Костик озабоченно сказал:
– Смотрите, запугаете девушку.
Хоботов спросил патетически:
– Что мне делать? Я полюбил.
– Будьте творцом своей биографии, – решительно призвал его Костик. – Хозяином собственной судьбы. Жизнь прекрасна.
– Не так все просто. – Хоботов покачал головой. – Основная шекспировская концепция: жизнь прекрасна, но и ужасна.
Мимо неслись незнамо куда под головокружительную мелодию неутомимые конькобежцы. Что-то призрачное было в этом вечернем воздухе, в безостановочном движении. И вдруг Костик вскрикнул:
– Она! Она!
– Кто? – Хоботов не понял, но вздрогнул.
– Я встретил ее в метро, – крикнул Костик на ходу. – Я вернусь! Прошу вас сохранять равновесие!
С этим напутствием он умчался.
Хоботов не успел изумиться. Рядом возникла фигура в валенках, в длинном видавшем виды пальто, бешено размахивающая руками в напрасных поисках опоры.
– Вот ведь едва тебя отыскал! – торжествующе-укоризненно воскликнула фигура, и Хоботов узнал Савву.
– А почему ты меня искал? – спросил он со сдержанным достоинством.
Савва сказал: