— В это время года? — удивлялась Соми, но рораги только загадочно улыбались. И Анна не хотела даже представлять, о каких яйцах они говорят.
Но здесь, в оазисе, было так хорошо, что тревоги отошли на второй план. Анна отдыхала, но инкубы не расслаблялись ни на минуту. Эйр не отходил от Наири, остальные ежедневно прочесывали окрестности. И ждали: вскоре каравану предстояло разделиться. Наири с сыном, Соми и три рорагами должны были укрыться в Храме Обретения, а их сопровождение двигаться дальше, сбивая врага со следа. Анна видела, как тревожится маг, как он напряжен, но не лезла: нет ничего хуже отвлекать от подготовки чего-то важного.
Вместо того, чтобы мешать остальным, она решила взять все о этого короткого отдыха:купалась, гуляла в тени деревьев, и старалась не думать о будущем. Зато прошлое постоянно вторгалось в её мысли.
Вот здесь стоял её шатер. А вон там — шатер Лартиха. Вон под тем деревом она пряталась от нескромных взглядов и очень стеснялась. Обижалась на Эйра. Ненавидела... И, наверное, именно тогда и упали в землю семена любви.
— Давай искупаемся? — предложила Анна Соми. И повела её к водопаду.
— Нельзя! — Эйр преградил дорогу. — Простите, госпожа, но — нельзя!
Анна опешила. Впервые за долгие годы она услышала это слово по отношению к себе. Нет, ей многое не позволялось, но запреты всегда преподносились в виде рекомендаций или советов. Оказалось, слышать запрет очень неприятно.
— Почему?
— Это место священно. Только наследница дома Наири и сама Наири могут погружаться в воды ручья. Если кто-то узнает, что вы вошли под водопад...
— Меня казнят?
— Нет. Но всем станет ясно, кто вы такая.
Анна вздохнула. Конспирация шита белыми нитками, но спорить с Эйром невозможно!
— Тогда пойдем в другое место.
Невероятно синяя вода озера напоминала цветом море где-нибудь на Бали. Но, в отличии от неё, имела сладковато-освежающий вкус.
— Родники проходят сквозь толщу горных пород. Оттого оно такое чистое.
— И холодное!
У Анны после купания зуб на зуб не попадал. Для Кьета соорудили что-то вроде ванночки из цельной бычьей кожи, приподняв её края на кольях. Вода, налитая всего на ладонь, моментально нагрелась, и ребенок купался с видимым удовольствием. Пару раз он случайно поднял фонтанчик брызг, хлопнув ладошкой по поверхности. И теперь оазис оглашал задорный детский смех.
Но, кроме радости, он внушал и тревогу:
— Как он приживется в моем мире? Сможет ли найти себя? Не сломается ли?
— Он сильнее, чем ты думаешь, — обнимал в ответ Эйр. — Он — сын Наири. И маг.
— Магия в нашем мире — сказки.
— А в нашем в них много правды. Может, в твоем так же? Просто ты еще не знаешь...
— Я боюсь за него. Очень боюсь.
Эйр обнимал вздрагивающие плечи и улыбался. Но за маской железной уверенности скрывался страх. И за Анну. И за Кьета. За мальчика, которого он даже в мыслях не смел признать своим сыном.
Но, несмотря на непрекращающуюся тревогу, Анна наслаждалась жизнью в оазисе. Здесь не было удушающей атмосферы Дворца, или церемонной изящности Храма. Фрейлины не следовали длинным хвостом даже в уборную, и охрана не окружала непроницаемым кольцом. Анна могла дышать! И, наконец-то, можно было позволить себе чуть больше.
Холодная вода озера обжигала, но горячие камни, на которых было так удобно лежать после купания, согревали очень быстро. Уходить не хотелось, и Анна вытягивалась на серых валунах не заботясь, что ко-то увидит — рядом был только Эйр.
А он смотрел, как вернувшаяся после родов в форму Анна ныряет в прозрачной воде, как грациозно выходи на берег... и едва сдерживался. Хотелось взять её прямо там, на нагретых солнцем плоских валунах и любить, любить, пока не вырвется и приоткрытых губ стон, не помутнеет взгляд карих глаз а тело не выгнется в судороге оргазма. А потом... Эйр запрещал себе думать — отныне судьбой Анны был целибат, но шальные мысли возвращались и мечты становились все ярче, смелее... Не выдержав, Эйр скидывал одежду и с разбега уходил в ледяные глубины озера. И плыл, плыл, пока легкие не начинали гореть от недостатка кислорода. А потом выныривал и долго приходил в себя, а по плечам и голове били упругие струи маленького водопада. Его узкая строка рассекала невысокую скалу и хлестала поверхность озера, заставляя пениться и взрываться брызгами.
Все в месте это еще помогало справиться с возбуждением. Пока перед глазами снова не появлялась Анна.
Она понимала, какого её рорагу. И старалась держаться чуть в стороне. Но он не позволял: прикосновения — все, что осталось им двоим. Целомудренные, мимолетные прикосновения.
Сопровождающие старались не мешать. Они оставались, а в то, что Эстрайя выдержит, не верил никто. Но для инкуба смерть — всего лишь прекращение существования. Тем же, кто уходит, предстояло провести жизнь вдали от родных, друзей, страны... А верховному Рорагу и Наири предстояла настоящая пытка: быть рядом с любимым, но не сметь любить.
37
И все же, как ни берегли их, как не тянули с отъездом, а время уходить в Храм Обретения наступило. И как же отличалось прошлое путешествие от нынешнего!