Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Уничтожая земства в 1918 г., большевики решали, следовательно, три задачи: ликвидации институтов гражданского самоуправления, встраивания региональных институтов в единую систему принятия решений и, одновременно, предельной централизации управленческих коммуникаций. Следствием становилось переформатирование отношений власти и населения на региональном уровне[704]. «Все прежние органы местного управления, областные, губернские и уездные комиссары, комитеты общественных организаций, все правления и проч., – разъяснял НКВД, – должны быть заменены соответственно областными, губернскими и уездными, районными и волостными Советами». Вся страна «должна покрыться сетью советских организаций, которые должны находиться в тесной организационной зависимости между собою», «сообразуя свою деятельность с общими декретами и постановлениями центральной власти и с постановлениями тех более крупных советских организаций, в состав которых она входит». Местные советы «должны овладевать аппаратом местного управления, захватывая все правительственные учреждения, подчиняя себе все стороны жизни». Таким образом «создается связный, во всех своих частях однородный организм – Республика Советов»[705]. Но как могла действовать эта политическая система, не имевшая прямых исторических аналогов, на практике?

В период разработки Конституции РСФСР советы в результате фактического распада государства еще пользовались определенной региональной и политической автономией от центра. Своими постановлениями они (как, например, Съезд Западной области 11 апреля 1918 г.) могли принимать решения об объединении «старых губерний в областные единицы по принципам экономическим, географическим и этнографическим», а также с учетом «дезорганизации хозяйственной жизни, вызванной близостью придвинувшегося фронта»[706]. Постановления Кронштадтского совета, рассматривавшиеся Рейснером как прообраз местных коммун и ставшие одним из источников конституционных норм, отражали известный уровень самоорганизации: вводили нормы социальной дисциплины, несения службы, регистрации прибывших и убывших граждан, сбора справок о «труддолжности», организации общественного порядка, включая создание вооруженной милиции, действия которой не были бы «самочинны по отношению к гражданам, не нарушающим порядка на улице». Однако деятельность Совета не выходила за рамки революционно-полицейской бдительности: «наблюдать за охраной жилищ, особенно в ночное время, следить за лицами, имеющими различные узлы и подозрительно ведущими себя, и принимать меры к выяснению личности». В целом она была направлена на максимизацию контроля – вплоть до проверки номерных знаков велосипедов, ломовых и легковых извозчиков[707]. Сходными были принципы деятельности Тверского совета[708]. Некоторые советские институты, например Исполком Касимовского уезда, предполагали даже ввести процедуру рассмотрения на своем президиуме «всяких реформ, обязательных постановлений и воззваний, проводимых комиссарами» до их опубликования и утверждения на съезде[709]. Это создавало трудности при разграничении компетенции и функций советов различного уровня[710]. Создание областных советских республик (Сибирской, Поволжской, Прикамской) выражало тенденции регионального сепаратизма, а их нежелание подчиняться законодательству Центра было бы наивно объяснять (как это делали советские историки) исключительно реакцией на царский авторитаризм и противодействие оппозиционных партий. Все их документы, проникнутые риторикой революционной анархии, не свидетельствуют о способности советов к полноценной управленческой деятельности.

Уже в период разработки Конституции отчетливо представлен вектор подчинения советов центральной политической власти. В «Инструкции о правах и обязанностях советов», разработанной НКВД, на советы возлагались в основном информационные, распределительные и карательные функции. «В порядке управления Советы проводят в жизнь все декреты и постановления Центральной власти, принимают меры к самому широкому оповещению населения об этих постановлениях, издают обязательные постановления, производят реквизиции и конфискации, налагают штрафы, закрывают контрреволюционные органы печати, производят аресты и распускают общественные организации, призывающие к активному противодействию или свержению Советской власти»[711]. Советы сами «должны изыскать источники средств существования на месте». Они добываются «путем беспощадного обложения имущих классов», конфискации имущества земств и установления «нового добавочного прогрессивно-подоходного налога». Для достижения этих целей к ним переходят чрезвычайные функции упраздняемых Военно-революционных комитетов, «возникшие во время переворота», а в качестве «временной меры» они получают прерогативу «назначения комиссаров в губернии и уезды, где власть совета недостаточно укрепилась или где не признают полноты власти советов»[712].