Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Таким образом, логика реализации большевистского проекта вела к созданию сверхцентрализованной модели бюрократического государства, стремившегося разрешить противоречия переходного периода с помощью максимизации контроля. Эта модель включала соединение власти и собственности, отобранной у имущих классов; установление контроля над распределением и перераспределением земли у крестьян; изъятие предприятий у буржуазии и декларированного права управления ими – у рабочих комитетов; центров производства научной мысли и передачи знаний – у интеллигенции; внутрипартийной демократии – у рядовых партийцев. Создавалась новая (нерыночная) мотивация к труду, основанная на монополизме, учете и контроле, мерах принуждения, подавления и массированной пропаганды. Вопреки номинальному советскому праву неэффективность государственных институтов компенсировалась фактическим их слиянием с институтами партийной диктатуры через пронизывающую все общество систему партийных ячеек; пересмотр соотношения декларативных и реальных функций учреждений и общественных организаций, оказавшихся под контролем номенклатуры; последовательное воспроизводство чрезвычайных методов управления, позволявших осуществлять постоянную корректировку декларированных правовых норм с позиций «революционной целесообразности»[759].

Когнитивным следствием этого вектора стала дезориентация и неуверенность советских чиновников, отказ от рациональных стереотипов поведения, выражавшийся в преобладании неформальных практик – повышенной эмоциональности дебатов; идеологизации административных вопросов (вместо рутинизации); закреплении патрон-клиентских отношений (вместо рациональных бюрократических отношений); общая неэффективность регулярных административных институтов и процедур; мобилизационно-военный характер стимулирования к деятельности как следствие этого. Закрытость, таинственность и непредсказуемость советского госаппарата – важная когнитивная особенность (тайна, конспирация, секретность, разделенная по уровням иерархии и доступа к информации). В этом смысле не институты порождают психологию формирующейся бюрократии, но именно эта психология определяет характер функционирования институтов. Режим утрачивал даже те формы контроля, которые вводил для собственного воспроизводства. Политическая конкуренция последовательно перемещалась из советских институтов в партийные, а из них – в узкую партийную элиту, где она приобрела в конечном счете характер личного соперничества. В этой связи особенно характерен темный эпизод с так называемым ленинским «завещанием», секретные положения которого были сравнительно легко дезавуированы Сталиным, заранее узнавшим о содержании последних писем Ленина и своевременно выстроившим защиту[760].

Когнитивный стиль большевизма изначально включал «манипулятивное влечение» – побуждение манипулировать объектами (в качестве которых выступали институты, социальные группы и индивиды), постоянно совершать с ними какие-то действия и исследовать их с беспристрастностью биолога для извлечения «пользы» в рамках поставленного эксперимента. Чрезвычайное положение, идеально соответствовавшее этому стилю «штурма», оставалось нормой и реальной институциональной основой большевистского режима на всем протяжении его существования, как и нерешенность вопроса о политической преемственности и легитимных процедурах передачи власти и лидерства.

7. Противоречия конституционных принципов: дисфункция советской системы и поиск институционального решения

Критика Конституции РСФСР 1918 г. за несоответствие ее положений реальности началась сразу после ее принятия. Констатировалась недееспособность системы органов власти на всех ее уровнях: Всероссийский съезд советов – ВЦИК – СНК – наркоматы (комиссии) – местные органы власти (Советы рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов в пределах их территории и компетенции). Ключевыми вопросами стали: общая структура советской системы; конструкция центральных институтов власти; соотношение центральных и местных институтов; принципы управления и природа новой бюрократии; вопросы изменения Конституции. Идеологическая оболочка этих споров, предстающих как борьба различных группировок за выбор стратегического курса и «внутрипартийную демократию», камуфлирует реальный выбор – сохранение ограниченного плюрализма и контроля над властью партийной элиты или окончательное утверждение партийного абсолютизма. Эта дилемма сформулирована уже на ленинском этапе революции[761], но получила более четкое концептуальное оформление в последующий период[762].