Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Таким образом, в трактовке суверенитета имела место последовательная редукция от конфедерализма к унитаризму. В отличие от последующих советских интерпретаций, настаивавших на концепции СССР как состоявшегося федеративного государства[844], в юридической литературе 1920-х годов высказывались обоснованные сомнения в этом, допускавшие вывод как минимум о нетипичности советского федерализма или даже его отсутствии. Общая неопределенность советского «федератива», считал В. Н. Дурденевский, изначально компенсировалась стремлением к политико-правовому единству[845]. «Совершенно очевидно, – отмечали комментаторы (Э. Э. Понтович), – что Союз ССР не есть ни федерация, и ни конфедерация в обычном западноевропейском или американском смысле этих терминов. Союз есть образование sui generis. Конституция Союза ССР содержит особенности, которые не знают ни федерации, ни конфедерации западного типа». «Союз ССР есть государство, стремящееся совершенно слиться с гражданским обществом, построенным на социалистических началах» или «централизованное в форме государственности гражданское общество»[846]. Сходным образом, РСФСР, по словам Б. Д. Плетнева, «не может быть признана федеративным государством»: подобно Великобритании (Британской империи) ее «правильнее всего признать сложным унитарным государством с рядом автономных областных образований»[847]. Если классический федерализм интерпретировался как стремление к децентрализации, то его советская версия, подчеркивал Г. С. Гурвич, выступала как новая «форма сотрудничества наций и прогрессирующего сближения и слияния»[848]. Констатировалось, что в области федерализма «СССР идет своим собственным путем», представляя собой классический пример соединения федерализма с централизмом»[849]. Идея об особой «классовой» природе советского федерализма позволяла избежать «неудобных» вопросов в период, когда федерализм окончательно превратился в декларацию, лишенную реального юридического и политического содержания[850]. В документах оппонентов большевиков – программах оппозиционных партий и эмигрантской литературе (от кадетов до эсеров) федеративная природа СССР однозначно отвергалась как «лжефедерализм», прикрывающий реальность деспотического унитарного государства.

В конечном счете решение проблемы разработчиками Конституции 1924 г. было найдено в сохранении конфедеративных положений Декларации о суверенитете республик при блокировании возможностей их осуществления правовым путем на конституционном уровне. «Суверенитет республик» оставался, однако интерпретировался не как договорная, но конституционная категория (ограничивался предметами, относящимися к компетенции Союза); сохранение суверенных прав выступало как обязательство союзного центра в отношении всего объединения республик, но не каждой в отдельности[851]; принцип самостоятельного осуществления республиками своей государственной власти жестко ограничивался общесоюзными конституционными рамками[852]. Ключевой для всякой федерации принцип равноправия республик[853] подрывался ее асимметричной конструкцией – правом сецессии республик, но не национальных автономий (которые наделялись аналогичным статусом субъектов федерации без права сецессии). Сохранение конфедеративного принципа свободного выхода республик из Союза, заявленного изначально как его основа[854], блокировалось необходимостью получения согласия всех других республик и союзной власти на его осуществление одной из них: право сецессии республика теоретически могла реализовать только по решению Съезда советов СССР. Наконец, формальная возможность участия республик в процедуре пересмотра Основного закона блокировалась всей структурой советской законодательной власти, делавшей их роль чисто символической. Национальный компонент Союза, претендовавшего на мировое господство, сознательно элиминировался на уровне интернациональной символики – серп и молот, но прежде всего – красная звезда[855]. Сочетание противоположных правовых принципов достигалось идеологическим постулатом о классовой монолитности Союза, который, по словам Сталина, предстал «великой трудовой державой, вызывающей среди врагов уже не насмешки, а скрежет зубовный»[856]. Официальная позиция заключалась в том, что прообразом СССР как государства переходного типа (к безгосударственному коммунистическому строю) послужило «федеративное объединение республик и областей в РСФСР»[857].