В рамках советского номинального конституционализма была сконструирована модель федерализма, не имеющая аналогов в сравнительной перспективе. Во-первых, в ее основу был положен фактически конфедеративный принцип (в интересах мировой коммунистической экспансии), выражением которого стало сохранение права сецессии (без фиксации механизма ее юридического осуществления); во-вторых, вопреки общепринятой трактовке федерализма (закрепленной в «Декларации» и «Договоре об образовании СССР»), субъекты федерации не получили равного правового статуса – они подразделялись на союзные республики, некоторые из которых (РСФСР, ЗСФСР) включали свои собственные субъекты; в-третьих, вопреки декларируемой цели, принцип национально-территориального самоопределения не был последовательно проведен как единый критерий выделения субъектов (они конструировались на основе выделения титульной нации, в ряде случаев составлявшей меньшинство соответствующего субъекта), а попытка скорректировать эту схему введением национальных автономий была проведена непоследовательно (в одних случаях они создавались, в других нет). Концепция государственного суверенитета вступала в силу в его ограниченной трактовке – в основу была положена не гражданская нация или народ, а воля ее передового класса (однопартийная диктатура).
2. Почему оказалась недееспособна конструкция федерализма
Главной целью Конституции СССР 1924 г. было оформление на конституционном уровне факта образования СССР, в связи с чем она практически не касалась вопросов общественного строя, прав и свобод граждан союзных республик, но на деле создавала новую реальность по этим параметрам.
Советский федерализм рассматривался прежде всего как инструмент окончательного разрешения так называемого «национального вопроса», формой его реализации выступала советская система государственного устройства, а содержание усматривалось в осуществлении классовой воли – диктатуры пролетариата. Проблема организации законодательной власти в федеративном государстве заключается в таком распределении полномочий союзных и республиканских институтов, которое обеспечивает права субъектов федерации[858]
. Отвергнув две основные модели образования федерации – принцип экстерриториальности и культурно-национальной (национально-персональной) автономии, которые вполне могли стать основой государственного строя[859], партия положила в основу противоречивый территориально-национальный принцип – «с таким расчетом, чтобы в каждой республике была одна численно преобладающая национальность». Проведение данного принципа во имя «избежания национальной «чресполосицы» не могло быть осуществлено последовательно, поскольку за его рамками оставалось «громадное количество нацмен, находящихся вне пределов своей национальных республики», или вовсе не имевших «своих республик в нашем союзе»[860]. Выход из этого противоречия мог быть найден только в рамках квазифедеративной структуры, подкрепленной направленным территориальным размежеванием регионов[861], идеологическими и административными рычагами – интернациональным воспитанием и кадровой политикой.