Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

В конечном счете решение каждой из палат (или их президиумов) становится окончательным лишь в случае утверждения их ЦИК или его Президиумом. Президиум ЦИК (как «коллективный президент») становился средоточием советской бюрократической вертикали. Формальная структура власти, закрепленная в Основном законе (Конституции) СССР 1924 г.: Съезд – ЦИК и его Президиум – практически без изменений переносилась на РСФСР (Конституция 1925 г.)[889] и конституции всех остальных республик[890]. Слияние законодательной и исполнительной власти выражалось в интерпретации Президиума ЦИК как «высшего законодательного, исполнительного и распорядительного органа власти» (ст. 29 Конституции СССР 1924 г.) – принятии ЦИК и Совнаркомом совместных постановлений. Последующие советские комментаторы видели в этом суть аутентичной советской системы в отличие от ее сталинских искажений: «Разве можно, – спрашивал один из них в 1962 г. (Л. Мандельштам), – более полно выразить ленинские принципы слияния законодательства с управлением, чем в этой четкой конституционной формуле?»[891] Современники были более критичны в оценках. Тот факт, что законодательной властью (правом издавать законодательные акты) в этой иерархической системе пользовались все высшие органы власти – от Съезда до Совнаркома – позволял некоторым юристам (А. Турубинер) сравнивать ее с практикой «чрезвычайно-указного права» периода самодержавия и «мнимого конституционализма», хотя и с осторожной оговоркой, что этот термин «не может быть применен к процессу законодательства в советском государстве»[892]. Идея создания демократического представительства – общего «земского дома» путем «научного обобщения практического опыта советского строительства под углом зрения марксистско-ленинской теории государства»[893] – выявила свою несостоятельность уже на начальной стадии реализации Конституции. Выборы в этой системе носили абсолютно формальный характер, игнорировались крестьянством и национальными меньшинствами и интерпретировались, скорее, как выражение их лояльности режиму[894]. Русские либеральные ученые в эмиграции (Н. С. Тимашев) совершенно справедливо определяли новую систему как «красную деспотию»[895].

4. Слияние властей: структура органов исполнительной власти

В Конституции СССР 1924 г., принципиально отвергавшей принцип разделения властей, структура и функции союзных институтов власти оказались проработаны крайне непоследовательно. Концепция слияния властей, официально декларировавшаяся советской юриспруденцией[896], категорически отвергалась либеральными конституционалистами, которым было «как-то неуютно и дико в советской государственной системе с ее полным отсутствием разделения властей»[897] и стала воплощением «ужасов советизма»[898]. Но она вполне соответствовала европейскому послевоенному тренду, выдвигавшему идеи сильного «нового государства»[899] и даже полного отказа от парламентаризма в массовом обществе[900]. Не удивительно, что в государстве диктатуры, по определению не связанной никакими правовыми нормами, по словам советских юристов, «какое-либо фетишизирование закона и законности без извращения основных принципов этого государства невозможно», а основным постулатом советского правового режима выступает «принцип иерархии»[901].