Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Общие принципы, которыми изначально руководствовалась Комиссия, отражает «Перечень вопросов к предстоящей разработке Конституции СССР»: «диктатура пролетариата – орудие построения бесклассового общества»; «советская власть – государственная форма диктатуры пролетариата», «пролетарский тип демократии (основной организационный принцип – демократический централизм); три вида собственности – государственная, кооперативная (на средства производства); личная (на средства потребления), институциональным выражением которых становился «колхоз – артель, перерастающая в будущую коммуну»[1051]. Все это был стандартный набор принципов, соответствовавших задачам социальной мобилизации, о которых постоянно говорили советские вожди в 1930-е годы[1052]. Эти принципы отражены уже в первоначальном проекте Конституции, оригинал которого представлен в материалах Комиссии[1053]. Приоритет идеологии над правом доминировал на всем протяжении разработки Основного закона. «Вы хотите знать, что такое социалистическое общество, чего добиваются коммунисты? – говорил один из активных разработчиков Я. А. Яковлев (заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б), член экономической подкомиссии Конституционной комиссии). – Прочтите Конституцию СССР – вот наша программа борьбы»[1054]. Но тенденция отождествления идеологической программы и юридических норм таила опасность утраты гибкости политического контроля и поэтому была отвергнута Сталиным: «программа касается главным образом будущего, конституция настоящего», является «регистрацией и законодательным закреплением того, что уже добыто и завоевано на деле»[1055]. Разделение идеологии и права было, разумеется, фикцией, но позволяло манипулировать юридическими нормами, наполняя их различным политическим смыслом.

Ключевой инновационный постулат авторов Конституции – «действительное осуществление равенства» – т. е. идеи, которая была провозглашена, но не реализована Французской революцией, стала центральной в новейшую эпоху социальной революции и нашла выражение в «Советской республике – высшем по демократизму типе государства»[1056]. Конституция представала завершением переходного этапа 1924–1936 гг.[1057], воплощая торжество «полновластия трудящихся». В первоначальных (черновых) набросках Конституции представлена следующая концепция «государства трудящихся»: «советское общество состоит из свободных тружеников города и деревни – рабочих, крестьян (вариант: служащих), интеллигенции», которые «являются равноправными строителями социализма»[1058]. Но в конечном счете закрепление получила сталинская формула «социалистического государства рабочих и крестьян». Она позволяла соединить идею равноправия с сохранением классовой дифференциации при исключении интеллигенции, которая «никогда не была и не может быть классом, – она была и останется прослойкой, рекрутирующей своих членов среди всех классов общества»[1059].

Другой стороной проблемы стало конституционное закрепление новых отношений собственности. Вводилась совершенно неопределенная концепция так называемой «социалистической собственности», которая объявлялась «священной и неприкосновенной» (П. Юдин)[1060]. Она представала в двух основных формах – государственная, или всенародная (высшая форма) и кооперативно-колхозная. Наряду с этими двумя основными формами вводилась неопределенная «личная собственность на предметы личного обслуживания, обихода, удобства, личного потребления»[1061], интерпретация которой в качестве «пережитка буржуазного права частной капиталистической собственности» инкриминировалась впоследствии школе Пашуканиса – одного из разработчиков проекта Конституции[1062]. Соотношение государственной (общественной) и личной собственности в данной трактовке, разъяснял один из ключевых редакторов проекта Конституции А. И. Стецкий (член ЦК ВКП(б), заведующий Отделом партийной пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), член подкомиссии по общим вопросам Конституции), не имеет противоречивого характера, поскольку основано на отрицании частной собственности, опирается на единую «социалистическую систему хозяйства», гарантом которой служит диктатура пролетариата[1063]. Соединение собственности и власти в данной конструкции псевдоплановой экономики[1064] тяготело к абсолютному, юридически закрепляя тотальный бюрократический контроль над индивидом.