Читаем Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке полностью

Доктрина «социалистической демократии» выдвигала перед разработчиками формальные требования равенства политических прав граждан. «Советская Конституция, – по словам разработчиков, – во-первых, полностью отменяет всякие ограничения всеобщего избирательного права; во-вторых, заменяет косвенные выборы в высшие советские органы республик Советского Союза выборами прямыми; в-третьих, заменяет открытые выборы закрытыми, тайными; в-четвертых, обеспечивает укрепление социалистической собственности, как основы советского общественного строя; в-пятых, сосредотачивает функции издания законов в советском парламенте – в Союзном совете»[1065]. С другой стороны, декларируемые основы политической демократии ограничивались ее функциональным назначением – увязывались с целями диктатуры. Известные колебания в вопросе о правах отражены в комментарии об образовании по мере исчезновения классового деления «общенародной воли» и возможности «для каждого полноправного гражданина (на полях вставлен вопрос: «разве есть неполноправные граждане?» – А.М.) участвовать в ее осуществлении»[1066]. Вполне отдавая себе отчет в опасности политических прав для режима, разработчики – вопреки закрепленному пропагандой тезису о «самой демократической Конституции» – размышляли о том, как провести их юридические ограничения. Выход был найден в отрицании абсолютного характера гарантий фундаментальных политических прав и свобод: «Гражданам СССР предоставляется (второй вариант: в целях борьбы за окончательную победу социализма) (третий вариант: в пределах законов): свобода выражения своих мнений, свобода печати, свобода собраний, свобода митингов, шествий, организаций»[1067]. В предполагавшейся «Декларации прав и обязанностей» (которая не была принята) тезис о «переходе к бесклассовому социалистическому обществу и дальнейшем росте коммунизма» жестко увязывается с выполнением гражданами условий – «охраны, укрепления и развития социалистической собственности, обязанности трудиться, защиты родины, братства народов» и т. д.[1068].

Во избежание превратных толкований в коммунистической печати разъяснялось, что «все права граждан СССР неразрывно связаны с обязанностями, лежащими на них»[1069]; право на труд, осуществление которого «возможно только в социалистическом обществе», есть одновременно – обязанность[1070]; образование – форма идеологического воспитания[1071]; конституционное закрепление равенства полов и «сталинская забота о женщине» находят концентрированное выражение в воспроизводящем нацистские нормы конституционном законе «О запрещении абортов» (от 27 июня 1936 г.)[1072] и «уз брака», ибо новое общество не станет поощрять «легких связей» – «порхающих Дон-Жуанов и свободных Жриц любви» (Н. Крыленко)[1073]. Что касается конституционно закрепленных политических прав, – свободы критики, свободы мнений, свободы фракций, о которой «кричали троцкисты и зиновьевцы», то попытки их реализации вообще определялись Пашуканисом как стремление подорвать диктатуру пролетариата – «повернуть от советской системы к буржуазно-демократической»[1074]. Полное осуществление конституционных прав фактически отодвигалось на будущее и связывалось с преодолением пороков, «еще не изжитых в советской стране» – «отвратительных черт индивидуализма, пошлости, угодничества, подхалимства, зверского отношения к людям, к женщине» и т. д.[1075]. Таким образом, изначально фиксировались идеологические, юридические и функциональные ограничения прав, делавшие невозможной их практическую реализацию. Данная конструкция позволяла совместить две противоположные идеи – отмену ограничений избирательного права и сохранение диктатуры как формы классового господства и управления. Если в проекте Я. А. Яковлева, А. И. Стецкого и Б. М. Таля (являвшихся руководителями Редакционной группы Конституционной комиссии ЦК ВКП(б)) статья 2 гласила: «Политическую основу СССР составляют советы рабочих и крестьянских депутатов, – советы депутатов трудящихся, выросшие и окрепшие в результате свержения власти помещиков и капиталистов», то в предложении Сталина в конце статьи 2 добавлено «и завоевания диктатуры пролетариата»[1076].

3. Демократия и диктатура: ограниченная конституционализация партии

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука
Knowledge And Decisions
Knowledge And Decisions

With a new preface by the author, this reissue of Thomas Sowell's classic study of decision making updates his seminal work in the context of The Vision of the Anointed. Sowell, one of America's most celebrated public intellectuals, describes in concrete detail how knowledge is shared and disseminated throughout modern society. He warns that society suffers from an ever-widening gap between firsthand knowledge and decision making — a gap that threatens not only our economic and political efficiency, but our very freedom because actual knowledge gets replaced by assumptions based on an abstract and elitist social vision of what ought to be.Knowledge and Decisions, a winner of the 1980 Law and Economics Center Prize, was heralded as a "landmark work" and selected for this prize "because of its cogent contribution to our understanding of the differences between the market process and the process of government." In announcing the award, the center acclaimed Sowell, whose "contribution to our understanding of the process of regulation alone would make the book important, but in reemphasizing the diversity and efficiency that the market makes possible, [his] work goes deeper and becomes even more significant.""In a wholly original manner [Sowell] succeeds in translating abstract and theoretical argument into a highly concrete and realistic discussion of the central problems of contemporary economic policy."— F. A. Hayek"This is a brilliant book. Sowell illuminates how every society operates. In the process he also shows how the performance of our own society can be improved."— Milton FreidmanThomas Sowell is a senior fellow at Stanford University's Hoover Institution. He writes a biweekly column in Forbes magazine and a nationally syndicated newspaper column.

Thomas Sowell

Экономика / Научная литература / Обществознание, социология / Политика / Философия