Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

Возникает вопрос, почему же не арестовали Н.К. Кольцова, который не отказался от своих евгенических заблуждений. «Я не отрекаюсь, - писал он - от того, что говорил и писал, и не отрекусь, и никакими угрозами вы меня не запугаете. Вы можете лишить меня звания академика, но я не боюсь, я не из робких...» (Гайсинович, Россиянов, 1989; цитировано по: Шноль, 2010). «Кольцов не сдался, “не разоружился” как тогда говорили. Его сняли с поста директора. Но не арестовали. Возможно именно потому, что он не шел ни на какие компромиссы» (Шноль, 2010, с. 166).

Я думаю, Н.К. Кольцова не трогали, учитывая его революционное прошлое. Николай Константинович был старейшим московским революционером, причем не был замешан в связях с питерскими революционерами. Он для высшего руководства страны свой, революционер, вступивший в революционную борьбу не корысти ради. Таких уважают. Как бы это выглядело - осуждение за научные взгляды активного борца с царским режимом в годы первой русской революции. И непримиримость Н.К. Кольцова вполне объяснима и простительна с точки зрения старых коммунистов. Он участвовал в революционном движении, связывая с этим определенные надежды на изменение жизни страны, согласно его идеалам. Понятно, что если ты хочешь защищать свои идеалы, то надо уходить из науки и становиться профессиональным революционером. В противном случае ты будешь работать на других, представления которых в отношении того, как обустроить жизнь после революции, т.е. после свержения царя, могут радикально отличаться от твоих.

Так оно и получилось. Политика большевиков, которым Н.К. Кольцов в свое время помогал, не вписывалась в его идеалы. Но власти терпимо относились к его разочарованию. И это была государственная политика 1930-х гг. в отношении спецов. Конечно, если они не были связаны с теми, кто вынашивал планы насильственной смены действующей власти, и если они не были замешаны в экономических преступлениях и в коррупционных делах 20-х - начала 30-х годов. Страна строилась и Н.К. Кольцов был активным Строителем (с большой буквы) в биологической науке. И спорил он с Н.И. Вавиловым по вопросам строительства, о чем и говорит его обеспокоенность состоянием дел в преподавании генетики. Такая позиция находила понимание наверху, поскольку там также сидели строители. В рамках борьбы с фашистской идеологией в предвоенные годы Советское правительство осудило евгенику. И оно надеялось, что эти усилия будут поддержаны авторитетом ведущих советских генетиков. К сожалению, ни Н.И. Вавилов, ни Н.К. Кольцов не откликнулись на это пожелание властей, что безусловно не осталось для самих ученых без последствий. Позиция, занятая Н.К. Кольцовым в отношении евгеники, вступала в противоречие с политической линией нашей страны, направленной на борьбу с фашизмом. Речь здесь не идет о самой позиции Н.К. Кольцова. В другое время она была бы вполне терпима. Основная проблема касается допустимости ограничения ученого со стороны государства.

8.2. Евгеника как точка противостояния в советском обществе

Евгеника, как следует из сказанного выше явилась еще одной точкой противостояния советских ученых, докатившегося до наших дней.

За научными разногласиями, если они приобретают форму острой борьбы научных групп, как правило стоят более приземленные интересы. Боролись не только против Т.Д. Лысенко и его сторонников. После победы над ними наш ведущий генетик Н.П. Дубинин подвергся нападкам, теперь как бы со стороны своих и был снят с поста директора института генетики. Из книги С.Э. Шноля (2010) я узнал, что еще один выдающийся советский биолог Х.С. Коштоянц подвергался нападкам.

А всех троих объединяло то, что они вышли из низов, но тем не менее добились в науке больших успехов. Я думаю, что неслучайно Н.П. Дубинин (1975, с. 8) акцентировал внимание читателей на этом моменте, поскольку знал, откуда дует ветер, неся в адрес его и других выходцев из низов нелицеприятные слова: «Многие из нас самой жизнью и тем, что стали людьми науки, целиком обязаны Советской власти. У нас свой голос и свои песни. Преданность новой России и понимание ее у большинства из нас органичны как дыхание, как жизнь». В этих проникновенных словах советского патриота я обращаю внимание на выделенное мной предложение. У нас есть своя советская точка зрения на происходящее в мире, в том числе и в науке.

В этой связи мне хочется возразить П.А. Пантелееву (2015, с. 104), который писал в своих воспоминаниях: «Злые языки шипели иногда, что Н.П. [Дубинин] даже в партию вступил, чтоб только стать директором Института. Но его сначала назначили директором, и лишь затем, очевидно, вынудили вступить в партию. Невозможно представить, чтобы он добровольно на склоне лет вдруг воспылал желанием строить коммунизм под руководством той же самой организации, которая не очень давно официально утвердила лысенковскую лженауку... Так ломала “свободу совести” ученых великая партия большевиков».