Читаем Политические устремления Юлиуса Эволы полностью

Поэтому мы должны понять, в какой мере религиозные и мистические сочинения служат дополнением к указанным выше философам, или, вернее, придают им некий вневременной базис, отчего многие пассажи, претендующие быть элементами, слагающими «мировоззрение» Эволы, одухотворяются и наделяются иным сущностным смыслом.

Сначала обратимся к Майстеру Экхарту. Эвола рано овладел несколькими иностранными языками: латынью, древнегреческим и, главным образом, французским (его поэзия создавалась именно на этом языке), а также немецким. Таким образом, он читал «Проповеди и рассуждения» Майстера Экхарта в оригинале. Важность влияния этой работы нельзя недооценивать: Эвола всю жизнь цитировал Экхарта с величайшим уважением. Представление Эволы о свободе, его «действие, не зависящее от успеха или провала» и упоминавшееся выше отвращение к сентиментальности в значительной степени восходят к трудам этого теолога и мистика. Например, в книге «Очерки о магическом идеализме» Эвола приводит без перевода следующие слова Майстера Экхарта: «Из этой сокровеннейшей глубины [где жизнь существует ради себя][62] должен ты творить все, что творишь, не спрашивая «зачем». Я решительно утверждаю: пока ты делаешь что-нибудь ради небес, ради Бога или ради своего спасения, то есть ради чего-то извне, ты воистину совсем не прав. Если спросить праведного человека, такого, который действует из собственной глубины своей: «зачем делаешь дело свое?» – и, если он отвечает честно, то не скажет ничего иного, кроме как: «я делаю, потому что делаю!»[63] Разумеется, эта мысль близка даосизму и дзен-буддизму. Но об этом позже.

Черты, обнаруживающиеся в учении Майстера Экхарта, самые ярые критики Эволы рассматривают как эгоистическую крайность, чрезмерное возвеличивание Сверхчеловека и одержимость им. Действительно, Эвола считает Я (конечно, имея в виду не повседневное «я» или, выражаясь языком графа Дюркгейма, «земное я») абсолютным. Процитируем Экхарта: «Бытие есть Бог… Бог тождественен существам. Если я способен познать Бога непосредственно, то должен стать Им, а Он – мною, чистым и простым… всецело одним, чтобы этот Он и это Я стали едины и пребывали таковыми, вечно существуя и действуя в такой форме» («Немецкие проповеди и рассуждения»).[64]

Это высказывание Экхарта, а также его максима о «действии без вопрошания «зачем?» предвосхищают концепцию безграничной свободы Эволы. До тех пор, пока кто-то действует из внутреннего побуждения, являющегося реакцией на некий изъян, или из-за притягательности какой-либо идеи – неважно, «материальной» или «духовной» – он продолжает пребывать в «рабстве». Такое важное для Эволы понятие, как «могущество», также исходит из указанного наставления. Абсолютное Я обладает абсолютной властью, даже если оно ее не использует. Концепция могущества через перекрестные ссылки естественным образом приводит к тантре, с которой Эвола познакомился довольно рано.[65] Основными источниками изучения тантры были переводы сэра Джона Вудрофа (Артур Авалон). Эвола знал его лично, и поэтому некоторые работы Вудрофа появились на итальянском языке прежде, чем были опубликованы на английском.[66]

Эволу постоянно обвиняли в «высокомерии» духа. Это свойственно и Майстеру Экхарту, убежденному, что «грубые душой люди должны просто верить в то, о чем просвещенные знают».[67]

О действии без ожидания успеха, одобрения или неприятия других людей Экхарт пишет: «Он есть именно тот, кто каждому воздает должное».[68] И далее: «… но, в ином смысле, они суть те, кто все принимает от Бога как равное, каково бы это ни было – великое или малое, дорогое или нет – для них оно совершенно одинаково, а не меньшее или большее; одно подобно другому».[69] Такой взгляд предполагает отказ от мира и, особенно, от самого себя («Вся любовь в мире этом зиждется на себялюбии. Если бы ты отрешился от него, то покинул бы и мир»)[70] и должен обязательно повлечь отказ от понятия времени, обращение к надвременному или, иными словами, «вечному». Вечность в этом смысле есть не безграничное время, но нечто вневременное, сфера за пределами времени, где до и после сливаются в абсолютное настоящее. Согласно Эволе, именно в этой безвременности «действует» Традиция. Данная сфера суть «самое подлинное, что есть во всем бытии, самое реальное во всей реальности, самое достоверное во всей достоверности». Но, несмотря на то, что мы не в состоянии понять ее с помощью интеллекта, она являет собой некое «пространство», которое может на нас влиять.

Стихотворение Генри Воэна[71] может описать это на эмоциональном уровне:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное