Политрук. На Ржевском выступе

Я сразу как-то выпрямился – радовалось мое комбатское сердце армейской четкости и мощи.

– «И был вечер, и было утро, – вспомнились мне ветхозаветные предания, – и увидел он, что создал, и вот, хорошо весьма…»

Тут ко мне подошли сразу двое – командир батареи «катюш» и с ним КВУ, командир взвода управления.

– Батарея к залпу готова! – доложил комбатр.

– Действуйте! – дал я отмашку.

– Есть!

Обслуга «катюш» забегала, засуетилась, но в их беготне угадывался некий строгий алгоритм, итог учений и боевого опыта.

– Угломер… Наводить по буссоли… – донесся голос комбатра. – Прицел…

Направляющие на двух «катюшах» медленно задрались кверху, наводчик дал несколько делений прицела на рассеивание.

– Готово? Колпачки снять! Готово?.. Расчеты в укрытие!

Водители, наводчики, подносчики-заряжающие в окопе залегли, а командиры установок скрылись в кабинах «студеров».

– По фашистской сволочи… залпом… огонь!

Полсекунды минуло, и первые снаряды, распушив «лисьи хвосты» выхлопа, сорвались с рельсов, покрывая лес раздирающим воем. Ракеты уносились легко, описывая крутую дугу, а ведь каждый весил больше сорока кило. Вырывавшийся из сопел огонь сотрясал машины и поднимал облака пыли, швыряясь ветками и травой. Но вот скрылся вдали последний снаряд, и вся моя «БТГ» пришла в движение.

– Выступаем!

«Опели» и «студеры» выдвинулись колонной, «ЗСУ» и танки шли поодаль, охраняя «пехоту на колесах», а «цуйки» с «Ганомагами» катились впереди и на флангах.

– Товарищ командир! – живо заговорил Никитин, выворачивая руль. – А что, опять у нас всё отберут?

– Опять, – усмехнулся я. – Вот выполним свою задачу, и всё… Значит, что?..

– Значит… – задумался водила, поглядывая на дорогу. – Значит, надо ее выполнить получше!

– Правильно! Глядишь, и опять соберемся вместе.

– Как отдельный батальон!

– Ну-у, почти… Группа, готовность!

Я поднапрягся, но нет, недаром мы с Шубиным и Зюзей весь вечер толковали с зенитчиками, танкистами и прочими, влившимися в наш дружный коллектив. Мне не пришлось указывать каждому, куда стать и чем заняться – всяк знал свой маневр.

Переправа открылась сразу за лесом – оба берега покрывали черные круги выгоревшей земли – страшные следы эрэсов. Полста метров – радиус полного поражения. Дымились разваленные ДЗОТы, а танк, в который угодил снаряд, напоминал больше абстрактную скульптуру, чем боевую машину. И тушки, тушки навалом… Растерзанные, обгорелые… Ничего, зверье тут хоть и пуганое, а захоронит. С почестями.

Однако накрыло не всех. Едва мы показались, как тут же газанули два уцелевших танка, разворачивая башни. Пара осколочных усвистала в лес, и тут же засуетились немецкие артиллеристы. Одна пушка шваркнула с западного берега Днепра, вторая…

– Разворачивай! Разворачивай! Живо!

Красные командиры, сержанты и старшины, обильно пересыпая уставные фразы головоломным матом, повели своих в бой.

«Бэтушки» вступили первыми, обстреляв противоположный берег, и тут застрочила «Эмга» по эту сторону речушки – из недостроенного ДЗОТа. Ребятишки Бритикова и пришлые пушкари среагировали моментально, буквально на руках развернув противотанковую пушку. Орудие слегка подпрыгнуло, извергая снаряд, и «эмгач» заткнулся.

Взрывом едва не опрокинуло «цуйку» – это палила «тройка» с того берега – и уже два 57-миллиметровых орудия ударили в ответ. Немецкий танк, схлопотав в борт пару снарядов, заглох, задымил, а «Т-IV» быстренько развернулся к нам передом, как избушка на курногах.

– Прямой наводкой… Огонь!

Ха! Да на таком расстоянии можно было и «Тигра» завалить, не то что дохлую «четверку»! Болванка врубилась в лобовую броню, как колун в осиновое полено, и над речкой прокатился двойной взрыв – с замедлением, но сдетонировала боеукладка в подбитой «тройке», дуэтом с «четверкой».

Немцы не сдавались, пулеметы с той стороны трещали вперебой, а артиллеристы затеяли настоящую дуэль. Задымил «БТ-7». Просел на дырявых шинах «Опель-Блиц». Кого-то из ребят снесло очередью…

А я не волшебник! Даже не злой колдун, чтобы наслать смерть на тот берег! Всего лишь жалкий «экстраскунс», и не ярость благородная вскипала во мне, как волна, а жуткая злоба, безжалостная и беспощадная.

– Минометчики! Огонь! Бритиков! Шмали прямой наводкой!

– Есть!

– Зенитчики! Добавьте от души!

Парочка зенитных пушек задолбила, да с расстановкой, да с оттяжечкой. Рванули мины, вскручивая вихорьки дыма и пыли. Ударили «дашки» обоими трио. Залп выдали противотанковые. Убойный вес раскаленной стали, взрывшей землю и тела на том берегу, впечатлял.

Но только мои губы поползли в улыбку злого торжества, как налетела стайка «мессеров», строча неистово, вспарывая «наш» берег очередями. Пронесясь на бреющем, четыре истребителя ушли в набор высоты и развернулись, снова открывая огонь.

Однако БТГ – это БТГ. Крайнему из «худых» располосовало весь бок слитными очередями ДШК. Самолет продолжал полет со снижением, пока не врезался в спокойные воды Днепра – узенькой и мелкой речушки. Столбы вспененной воды окрасились в оранжевые тона, стоило рвануть бензобаку – рассыпаясь, горя или чадя, обломки «Мессершмитта» запрыгали вниз по течению.