Политрук. На Ржевском выступе

– Так их! – крякнул я, вжимаясь в резиновый нарамник.

Бронебойный калибром 8,8 см угодил под башню «четверке». Сорвать с погона не сорвал, но перекосил. Тут же зачастили пулеметы с опушки, подчищая пехотные цепи – немцы заметались, один из танков вступился за своих, разворачивая башню к лесу…

Ба-бах! – как мы говаривали в младших классах.

Болванка прошибла броню, и весь запас снарядов слился в едином порыве – башню снесло, а из-под нее забило яростное пламя, выжигая все живое и неживое в тесной скорлупе корпуса.

– Готов!

Рявкнули две пушки с левого фланга, но их выстрелы были не столь эффектны – осколочным смело парочку гренадеров, а бронебойный распустил гусеницу «Т-III». Мехвод сообразил не сразу – танк забуксовал, зарываясь единственной «гусянкой». И разворачиваясь бортом.

Пальнула 7,5-сантиметровая пушка, стреляя, как по мишени на учениях. Снаряд вошел обездвиженной «тройке» в борт, расколачивая движок – бронемашина мигом задымила, отравляя воздух клубами черного чада, а вот и огонек вырвался…

– Во-оздух!

Я резко вскинул голову, сдвигая фуражку на затылок. Над лесом, прокручивая пропеллерами редкое облачко, плыли «Юнкерсы-88» – один впереди, два сзади. С неба валился металлический гул, а скоро посыпятся бомбы…

Хлесткий выстрел «ахт-ахт», чей ствол круто задирался в небо, нарушил чинность авианалета – снаряд разорвался точно посередине строя бомбардировщиков. Воздушной волной качнуло крайний из ведомых. Вряд ли самолеты сильно пострадали, но вот мужество пилотов обнулилось.

Ведущий завиражил, распахивая бомболюки над лесом, чтобы облегчиться, и потянул к югу, на родимый аэродром. Ведомые поначалу продолжили выполнять боевое задание, но второй выстрел зенитки оказался метче – взрывом «Юнкерсу» переломило крыло, и бомбовоз отдался на волю земного притяжения, рухнув в лес, где как раз начали рваться авиабомбы, сброшенные ведущим.

Второй ведомый счел это знамением и вошел в разворот, опорожняя бомбоотсек. В лесу как раз рванул упавший бомбовоз, и тут же посыпались фугаски, щепя стволы уцелевших деревьев, начиняя их осколками, скашивая подлесок.

– «Берегите лес, наше богатство!» – сказал я со вкусом.

Парочка «Ил-2» пронеслась над нашими позициями, покачав крыльями, но танки не тронула. С тяжким, позванивающим воем штурмовики прошли по-над лесом, забирая к югу. И больше мы их не видели…

Там же, позже

После полудня утренний азарт пригас, никто из моего батальона не являл чудеса массового героизма – мы просто выполняли очень нужную, очень тяжелую и грязную работу.

По мне, так готовность к подвигу отдает склонностью к суициду. Сдохнуть – проще всего, а на войне нет ничего легче, чем пополнить собой списки безвозвратных потерь. Но зачем?

Тебя же учили родину защищать! Ну, так покажи, как это делается! Изничтожай врага и помни: уход в Поля Вечной Охоты сродни предательству. Ведь без твоей огневой поддержки худо придется однополчанам – противник, не убитый тобой, принесет смерть товарищу. А посему – «гори, но живи!».

Мы пока что отделывались малыми утратами – убитых совсем немного, а среди моих друзей – и вовсе никого. Мне, конечно, малость стыдновато за то, что я разделяю личный состав на «тех» и «этих», но я обычный человек, а не гомункулус, живущий строго по правилам…

– Иван!

Годунов подбежал и отдал честь.

– Хватай свой взвод, прогуляемся в лесок.

– Есть! – заулыбался сержант.

Особой нужды в «прогулке» не было, я просто застоялся без живого дела. Разве Бритиков не знает без меня, как вскрывать консервные банки? А «осуществлять координацию» и Шубин способен, и тот же Зюзя.

Ровно в час взвод построился, и мы вышли – Воронин и Якуш тащили на плечах «эмгачи», Косенчук шагал впереди, бдительно глядя под ноги. А то мало ли…

Но ВОПы нас миновали. Совсем рядом, за молодым ельником, скрежетали и лязгали немецкие танки, и в механических шумах таяла резкая человеческая речь.

– Ходють тут… – зло выговорил Лапин.

– Доходятся, – обнадежил я его, заворачивая в чащу.

Мы вышли вереницей на обширную «поляну», посреди которой догорал сбитый «Юнкерс». Земля была изрыта воронками, а дерево устояло лишь одно, да и то ободранное осколками. Стволы торчали, обкорнанные и обломанные на разной высоте. Сучья, ветки, ошметки коры устилали всю поляну и кое-где тлели, заглушая вонь смолистым духом.

– Осторожно, – предупредил я, – а то вдруг какая железяка не разорвалась. Да нет вроде… Пошли!

По вьющемуся проводу мы выбрались к минометчикам.

– А мы… это… – растерялся взводный. – Обратно. Мин нет!

– Топайте, топайте, – улыбнулся я. – Иван, вроде к тылам вышли?

– Надо проверить, товарищ командир!

К востоку мы повернули, выйдя на забытую тропу, и вскоре достигли давешнего ельничка. Поле битвы открывалось за крайними деревьями – чадящие танки, тушки подстреленных или посеченных осколками фрицев.

«Тройки» обозначились в полусотне метров, к северу от нас. За бронированными «панцерами» хоронилась пехота, со спины – болванчики в одинаковых касках.