Политрук. На Ржевском выступе

От греха подальше я спрыгнул в траншею, перебегая к блиндажу, а Шубин и сам уже спешил навстречу, рукой придерживая каску, словно боясь потерять.

– Как связь?

Мой голос прозвучал резко, но старший адъютант заулыбался.

– Связался Трошкин со штабом! – выложил он благую весть. – Салов орет, чтоб держались! Немцы вклинились глубоко, охватили левый фланг и полка, и всей 139-й. 2-й батальон отступил, у них большие потери. 1-й еще держится, а толку? Если мы не выстоим и пропустим немцев, дивизия попадет в окружение!

– Не попадет, – буркнул я. – «Нам бы день простоять да ночь продержаться…» Быков где?

Шубин сник.

– Убит…

– Давай тогда за него, – хладнокровно продолжил я. – Уводи бронебойщиков в лес, чтобы танкам в бочину.

– Есть!

– Да, и возьми радиста! Понял?

– Понял, товарищ командир! Буду на связи!

Начштаба убежал, а я заглянул в блиндаж. Артем горбился над рацией и трещал морзянкой, весь ушедший в эфир.

«Впору табличку на дверь вешать, – мелькнуло в голове, – “Просьба не беспокоить!”».

Кривоколенными ходами я вышел к артиллеристам. Позицию немцы выбрали с умом – на возвышенности, куда подступала опушка леса. Всё видать, вот только пушки мы развернули дулами к югу – там видимость не хуже…

Завидев комбата, Бритиков встрепенулся.

– Батарея, становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!

Подбежав ко мне, лейтенант приложил руку в косо сидевшей каске:

– Товарищ капитан, личный состав батареи построен!

– Вольно.

Я оглядел лица батарейцев. Не похоже, что они боялись – в глазах все еще горит злой азарт боя.

– Не все из вас пушкари, – вытолкнул я, – но танки большие, попадете как-нибудь…

«Боги войны» заулыбались.

– Если не удержим рубеж, немцы пройдут через нас и окружат всю дивизию. – Мой голос прибавил строгости. – А тогда или смерть, или плен, что хуже смерти, потому как в гибели нет позора. Я никого не пугаю, не думайте. Просто не хочу, чтобы всё для нас кончилось на этом пятачке. Мы пока даже к границам нашей родины не вышли, а нам еще Берлин брать! Так что давайте, мужики… сколотите из этих бандур, – я махнул головой в сторону поля, – стальные гробики!

– А чего ж, товарищ командир? – приосанился вездесущий Лапин. – Снарядов полно, немчура запаслась! Сколотим…

Я выглянул над бруствером. Сырая земля, в нитках корешков, пахла грибами.

– Комбатр! Начали!

Немцы в серо-зеленых шинелях наступали цепями, вразброд за танками. Грохнул взрыв перед окопами, вздымая торфяную жижу.

Зажужжали пули, барабаня по орудийным щитам.

– Батарея, к бою! – заголосил Бритиков. – Разведчикам – вперед, связистам – назад. Огневые взводы занимают оборону. Первый огневой взвод – вправо, второй – влево!

В бинокле танки сдвигались на фланги, чтобы наступать ударными клиньями. Ну-ну…

Глухо, теряясь в батальных шумах, докатился звонкий голос Порошина:

– Оружие к бою! Целиться в грудь! Стрелять по смотровым щелям! Гранаты бросать только под гусеницы!

«Ну-ну, – повторил я про себя, – надеюсь, мы их не подпустим так близко…»

– Прицел четыре! По танкам – огонь!

Квартетом гаркнули пушки. «Четверка», что с легким креном одолевала увал, поросший тальником, задымила, а два удара сердца спустя в ней стали глухо рваться снаряды. Капут…

Орудия поначалу грузно подскакивали при каждом выстреле, но местность была топкая – колеса и брусья станины все глубже вдавливались в болотистую землю. Пушки словно брали пример с людей – упирались, не желая отхода.

– Левее… Три осколочных, беглый огонь! Отсекайте пехоту!

– Как идут, х-хренадеры! – узнал я голос Лапина.

Ответный обстрел усилился, земля вздыбливалась и опадала, затемняя солнце пыльной тучей. Жаркий смрад перехватывал дыхание.

Я облизал губы, чувствуя соль.

А наводчики, заряжающие, подносчики крутились хороводами. Лязгали затворы, позванивали досылаемые снаряды.

– Батарея – огонь! Цели по выбору!

Бронебойный влепился в башню «Т-IV» – точнехонько в черный крест на камуфлированной броне. Танк не взорвался, не задымил даже – замер без движения. Готов…

– На охват идут! Прямой наводкой – огонь!

– Левее ноль-ноль пять!

– Три осколочных беглым!

– Элюша! Давай на «ахт-ахт»!

– Есть!

Мощная 8,8-сантиметровая пушка растопырилась на фундаментальной крестовине. Высоковатую, ее полукругом защищал вал из мешков, набитых песком.

– Влупи им, Элюша, – пожелал я шепотом.

Выстрел будто расколол воздух, а попадание выглядело просто роскошно – снаряд снес башню «тройки» и рванул над танком. Парой секунд спустя из покореженного погона, как из жерла, вырвались крученые столбы пламени и дыма.

– Тащ командир!

Пригибаясь, ко мне подбегал Трошкин. Неуклюжий из-за долгого сидения, он пошатнулся, плечом задевая стенку траншеи, и выпрямился, смешно вжимая голову в плечи.

– Шубин передает, тащ командир! Они там два танка подбили!

– Ага! – Я поспешил к немецкой стереотрубе.

Пляшущие немецкие цепи… Дрожащие силуэты танков анфас…

Разглядеть бронебойщиков я даже не пытался – настоящий взвод индейцев, пройдут мимо – не заметишь. А вот и жертва, угодившая в засаду – «Т-III», распустивший гусеницу. Ну да, пулька из «ПТР», да еще в упор – и трака нету…