Ближайшую неделю Камилла должна была жить в шестом номере. Тётушка Ру отперла дверь и завела девочку внутрь. Это была самая роскошная спальня, какую Камилла когда-либо видела. Мебель была украшена позолотой, золотыми были полоски на обоях. У южной стены стояла кровать с балдахином, точно такая, о какой Камилла мечтала, когда её беспечные мечты ещё чего-то стоили. Тётушка Ру осталась стоять в дверях.
– Мы договорились?
Камилла кивнула.
– Очень хорошо. Разбирай свои вещи. Я вернусь за тобой через десять минут, – и она пошла прочь, стук её туфель эхом разносился в пустом коридоре.
Камилла быстро разложила вещи, развесила свои скудные пожитки в шкафу, который мог бы вместить в пять раз больше. Последним из чемодана она достала свой дневник, в котором не писала со дня смерти отца. Камилла положила его на туалетный столик у окна. Ей нужно было писать снова. Камилле нужно было с кем-то поговорить, хотя бы с самой собой. Она взяла ручку, открыла дневник и начала листать его в поисках чистой страницы, где можно было бы писать, и тут что-то остановило её. Последняя запись.
Последняя запись Камиллы была в пятницу –
Камилла бросила ручку, но не столько потому, что слова не приходили в голову, сколько из-за звуков. Из-за кровати доносился неясный шум. Он был слишком слабым, чтобы большинство могло его услышать, но с потерей способности говорить другие чувства Камиллы обострились. Она слышала
Звук доносился из-за стены.
Она подкралась туда и приложила ухо к полосатым обоям. К тому моменту звуки уже начали затихать. Это не шум в трубах, решила Камилла, и не звук разгорающегося камина. Он был осмысленным. Там было что-то живое. Живое и движущееся.
Громкий, строгий стук застал её врасплох. Камилла посмотрела на часы. Прошло десять минут, секунда в секунду, и тётушка Ру вернулась забрать племянницу.
– Пора тебе отрабатывать своё содержание.
После полудня тётушка Ру отправилась в город за припасами, оставив Камиллу в одиночестве осматривать владения. Там были фруктовые деревья, пологие холмы и родник с чистой водой, у которого Камилла попрыгала по камням. Это было похоже на жизнь внутри прекрасной картины.
За исключением цветов.
Границы территории отмечали экзотические цветы, собранные со всего мира. Прекрасные с виду, но смертельно опасные. Камилла страдала ужасной аллергией – любые насекомые были серьёзной угрозой, а среди цветов было полно пчёл. Для Камиллы прекрасные бутоны были хуже, чем электрическая изгородь. Любая попытка сбежать из Дома Халлоуэй могла закончиться фатально.
Ужин проходил в главном обеденном зале, который мог вместить пятьдесят гостей. Тем вечером здесь ужинали двое – Камилла и тётушка Ру. Подавали печень и овощи на пару. Главное блюдо напоминало желе, и Камилла почувствовала отвращение. Она отодвинула тарелку подальше и жестами показала, что хочет уйти. Тётушка Ру не обращала на неё внимания, пока Камилла не поднялась на ноги.
– И куда ты, по-твоему, собралась?
Камилла показала наверх.
– Только когда на тарелке не останется ни крошки.
Камилла покачала головой и направилась в сторону холла. Тётушка Ру вскочила со стула, и когда Камилла проходила мимо, схватила ту за предплечье.
– Давай-ка проясним ситуацию: когда я что-то говорю – ты слушаешь. Ты вроде бы была согласна на такие условия. Ты потеряла отца, а я – сестру. Сейчас мы застряли тут вместе, и я ничего не могу с этим поделать. Первые гости прибудут сюда меньше чем через неделю. Я должна выполнять свою работу, обеспечивать нужды Дома Халлоуэй, и одновременно присматривать за тобой, чего желала твоя мать. Как думаешь, что для меня важнее?
Камилла раздула ноздри. Если бы она могла устроить истерику, протестовать, кричать – она бы так и сделала. Но она не могла. В этот раз тётушка Ру победила.
– Ужин я отнесу к тебе в комнату. Ставь будильник на пять утра. Завтра у нас насыщенный день.
Камилла была уже на полпути к холлу, когда тётушка Ру окликнула её:
– Камми, дорогая!
Камилла застыла, не оборачиваясь.
– Меня поражает твоё поведение. Не собираешься пожелать мне доброй ночи?
Камилле даже не нужно было оглядываться, чтобы быть уверенной… Тётушка Ру ухмылялась.
Было уже больше десяти вечера, когда Камилла нацарапала в своём дневнике первую за несколько месяцев запись. Она написала: