Полночный прилив

На расстоянии одного дня пути от поляны со статуями жило одиннадцать тартеналов. Один из них, Старый Дед Эрбат, был давным-давно избран для ритуала, который с тех пор без особой охоты и исполнял, объезжая каждый месяц на своей двухколесной тележке одну семью за другой. На фермах, где тартеналы тянули лямку должников у землевладельца из Дреша, поселились и представители других народов. Дети-полукровки высыпали наружу навстречу Старому Деду, швыряли ему в спину гнилые овощи, пока он подъезжал к выгребной яме, хохотали и орали гадости в его адрес – а он кидал в тележку раскисшие нечистоты, лопату за лопатой.

Для тартеналов все, что существовало в окружающем их физическом мире, имело также и символическое значение, и эти значения были связаны между собой, формировали систему, часть их тайного языка. Дерьмо было золотом. Моча – пивом. Полукровки почти совсем забыли древний язык, однако традиция, в соответствии с которой Старый Дед Эрбат объезжал фермы, сохранилась, хотя ее значение уже мало кто понимал.

Когда он заканчивал объезд, оставалось лишь одно дело – отогнать вонючую тележку с ее влажным, черным от мух содержимым к полузаросшей просеке в Лошадином лесу, а по ней дойти до поляны с вросшими в землю статуями.

В этот раз, едва достигнув поляны сразу после заката, он понял – что-то здесь изменилось. Изменилось в месте, где никогда ничего не менялось за всю его жизнь.

На поляне кто-то побывал, скорее всего – тем же самым днем, только раньше. Старый Дед Эрбат стоял и смотрел на статуи, на выгоревшую траву, на чуть заметное свечение, с которым от выветрившегося гранита исходил жар. Потом скривился в гримасе, обнажив почерневшие пеньки зубов – все, что осталось с того дня, как много лет назад он впервые попробовал летерийские пирожные. Взявшись за деревянную лопату, он понял, что руки дрожат.

Зачерпнув лопатой свой груз, Эрбат направился к ближайшей статуе. Швырнул дерьмо на камень. Сказал: «Плюх!» и кивнул.

Шипение, потом дым. Клякса почернела и обуглилась с негромким присвистом.

– Ага! Могло быть хуже? Вот ты мне сам и скажи, Старый Дед Эрбат. Могло быть хуже? Нет, говорит вам Старый Дед Эрбат, не думаю. Ах, ты не думаешь? Скажи еще, что ты не уверен. Старый Дед Эрбат говорит, надо подумать – только что тут думать? Ты прав, вот что, хуже быть не могло. Золото. Золото и пиво. Чтоб его подрали, это золото, чтоб его подрали, это пиво, чтоб его подрали, вот это вот все. – От ругательств ему слегка полегчало. – Ну и ладно. – Он снова зашагал к тележке. – Посмотрим, может, они будут довольны, когда я вывалю всю телегу. А еще, Старый Дед Эрбат, у тебя полный пузырь. Ты, как всегда, подгадал. Возлияние! За дело, Старый Дед Эрбат, за дело.

– А если и это не поможет, что тогда, Старый Дед Эрбат? Что тогда?

– Тогда я всем расскажу, вот что – если только меня станут слушать.

– И что же тогда?

– А то, что нам придется отсюда бежать.

– А если они не станут слушать?

– Тогда я один убегу, вот что.

Он зачерпнул еще лопату.

– Золото. Золото и пиво…

– Сандалат Друкорлат. Так меня зовут. И я – не тень. Больше не тень. Ты мог бы уделить мне хоть немного внимания. У нахтов и то манеры получше твоих. Если ты и дальше будешь только сидеть и молиться, я тебя ударю.

Она приставала с самого утра. Он просил ее уйти – тщетно. Он уже и забыл, как сильно может раздражать невозможность побыть в одиночестве. Незваная, нежеланная гостья, постоянно напоминающая о его слабостях. Сейчас еще и стукнет.

Вифал вздохнул и наконец открыл глаза. Впервые за день. Даже в полумраке жилища свет больно резанул по зрачкам. Она стояла прямо перед ним – силуэт, но силуэт безусловно женский. Для бога, постоянно закутанного в покрывала, Увечный на удивление спокойно относился к наготе своих избранников.

Избранников. И где это, ради Худа, он ее нашел? Не тень. Больше – не тень. Ее собственные слова. Получается, раньше она была тенью. Что ж, похоже на него. Никого живого он найти не смог. Даже для миссии милосердия. Разве для человека, измученного одиночеством, найдется лучший товарищ, чем тот, кто умер невесть как давно? Услышь же меня. Я с ума схожу!

Она занесла руку для удара. Он отшатнулся.

– Хорошо, ладно! Сандалат как тебя там. Приятно познакомиться…

– Сандалат Друкорлат. Я – тисте анди…

– Тоже очень приятно. На случай, если ты не заметила – я поглощен молитвой…

– Ты поглощен молитвой уже вторые сутки подряд! Думаю, что вторые сутки. Во всяком случае, нахты за это время ложились спать. Один раз.

– Правда? Подумать только.

– А ты кто такой?

– Я? Оружейник. Мекрос. Единственный выживший, когда мой город был уничтожен…

– Как тебя зовут!