В эти ненастные дни Леонид Васильевич был неукротимо деятелен: стучал, пилил, стругал в сарае. Нина помогала ему, а вернее, находилась всегда с ним рядом, я слышал их голоса и смех. Иногда она, укрывшись с головой плащом, подходила к кустам сирени в палисаднике.
— «Счастье» ищет, — догадывалась моя дочь.
— Вряд ли. Оно у нее есть.
— Может быть, ей нужно два?
— Счастий не бывает два. Оно или одно, или его нет совсем.
— А у тебя есть?
— Есть!
— Большое?
— Порядочное…
Нина прогуливалась между цветущими яблонями, и я слышал, как дождь стучал по ее плащу. Леонид Васильевич, тоже чем-нибудь укрывшись, подходил к ней; они стояли долго, о чем-то переговариваясь, он отстригал секатором ненужные ветки, но тут появлялась неизменно мать и говорила прямо с крыльца:
— Не трогай ты их, Леня! Что они, мешают тебе?
После чего супруги удалялись в сарай — и опять там раздавалось шарканье рубанка, звон пилы…
Однажды Леонид Васильевич куда-то отлучился из дому и вернулся на грузовой машине, с которой прямо под дождем сгружали кирпичи и таскали к сараю. Через какое-то время, тоже под дождем, он копал-копал в дальнем углу огорода глину, разводил ее в большом корыте, помешивая заступом, вымазался весь — и выстиранные штаны его к вечеру трепыхались под навесом, а на нем самом были старенькие, с заплатами на заду.
Через несколько дней погода стала разгуливаться понемногу; дождь как бы делал передышки изредка и наконец вовсе прекратился; еще бежали тяжелые облака, но солнце выглянуло раз и два, словно украдкой, да и заулыбалось радостно.
И вот тут-то Леонид Васильевич стал выволакивать из сарая то, что наготовил: он врыл перед палисадником два столбика и на них укрепил лавочку со спинкой — очень удобная получилась — это чтоб соседки ходили сюда посидеть, поговорить, как хотелось матери.
Еще одну ладненькую скамеечку поставил-врыл в палисаднике — это уж для матери одной, не для всех…
Тут Борис Пикулев вышел на крыльцо:
— Бросай дела, сосед, футбол смотреть будем.
Леонид Васильевич уже оглядывался под яблонями, собираясь и тут что-то соорудить.
— А что там? — спросил он.
— Да ты забыл? Чемпионат мира в Мексике начался! Сегодня наши с венграми играют.
— А-а…
Леонид Васильевич взял в руки заступ и начал копать.
— Да неуж смотреть не будешь? — изумился Борис.
— А у нас телевизор еле-еле дышит.
— Так надо срочно мастера позвать!
— Некогда.
— Ну, хочешь, я своего зятя приглашу: он хоть и не телевизионный техник, а закройщик, но в телевизорах маленько кумекает. Авось починит.
— Не надо, — махнул рукой Леонид Васильевич. — Этот уж не отремонтировать, ему в обед сто лет будет.
— Да-а… Без телевизора что за жизнь. Новости все-таки каждый день.
— Новость у нас, Борис Александрович, только одна, — Леонид Васильевич не прерывал работы, — пала на нас звезда Полынь, причинив великие беды. А остальные — пустяки. В том числе и футбольный чемпионат.
— Это ты про комету? Про ту, что показывали по телевизору?
— Комета Галлея само собой, а звезда Полынь — особо.
Борис его не понял, а я подошел к самому окну, чтоб получше слышать, что еще скажет мой герой по этому поводу, который так тревожил и меня. Но ничего далее не последовало.
— Так приходи ко мне футбол смотреть! — уговаривал Борис. — Ты что, все-таки событие-то вон какое — раз в четыре года!
Леонид Васильевич опять его озадачил: отрицательно покачал головой.
Он уже врыл в землю между яблонями столик, когда Борис Пикулев выскочил на крыльцо:
— Гол забили! Наши!
— Да ну! Что-то невероятное. А не наоборот? — усомнился Леонид Васильевич.
Борис исчез, но через минуту выскочил снова:
— Леня! Два — ноль в нашу пользу!
— Во дают!.. Наверно, телевизор врет.
— Но почему! — возмущенно вскричал Пикулев.
— Наши же не умеют забивать.
— Да ты посмотри иди!
Борис опять исчез.
«Выдержка, однако», — подумал я, одним глазом глядя на экран с прыгающими фигурками футболистов, другим — в огород Овчинниковых.
Когда сбоку от стола выросла первая скамеечка, Пикулев выскочил снова:
— Три — ноль!
— Три — ноль? — подивился Леонид Васильевич. — Они, чего доброго, и до четырех догонят.
Когда в Мексике «догнали» до шести — ноль, он решил, глядя на радостного Пикулева:
— Так дальше продолжаться не может. Вдруг наши доберутся до финала, а я это историческое событие провороню! Придется покупать телевизор.
— Конечно, покупай!
— Как ты на это смотришь? — спросил Леонид Васильевич у жены.
— Леня, без телевизора не жизнь, а мука. Живем тут с одними ушами, без глаз.
— Все решено, заметано.
А столик под яблонями уже стоял в окружении ладненьких скамеечек.
— В домино играть? — спросил Борис.
— Самовар будем ставить!
И самовар нашелся, кстати сказать, у матери на чердаке: Нина его, помятый и позеленелый, отчищала у крыльца кирпичным порошком.
Мать, однако, посматривала недовольно и как бы сторонилась и того, и другого дела.
…Соседи явились на новую лавочку перед палисадником в тот же вечер. Нина с Леонидом Васильевичем на закате ушли гулять на берег Волги, так что о них говорили не таясь.