Помрачение сознания (СИ)

Впрочем, мы все равно безбожно опаздываем на церемонию и пребываем только к началу самого банкета. Элайса встречает нас в белых джинсах и голубом свитере.

— Рада, что вы все же добрались, ребята.

— Брайан органически не способен не опаздывать, - вставляет Солнышко.

— Конечно, - соглашаюсь я, - потому что кое-кто умудряется потерять собственный выходной костюм в собственной квартире.

Элайса смеется, откидывая назад длинные прямые черные волосы. Поймав наши взгляды на ее наряд, она поясняет:

— Платье осталось в лофте, а туда не проехать.

— Какая жалость, - сочувствует Джастин.

— Ерунда. Одену в другой раз – мы купили простенькое белое платье в стиле 40х, и Роберто расписал его цветной пастелью. Зато даже сейчас мы соблюдали все традиции: этот свитер новый, голубой и, насколько я знаю, Роберто за него на кассе ближайшего супермаркета не заплатил.

— Роберто украл для тебя свитер?

— Ну, идея принадлежала Марисе, но сама она сделать этого не могла – у нее не истек еще условный срок за то, что она пальнула в очередную подружку Роберто.

— Но он украл? – допытывается Джастин.

— Взял взаймы, - поправляет Элайса. – Я его верну после свадьбы.

— А что тогда старое? – перебиваю я их спор о морали.

— У меня завалялся кондом, который я таскала в кошельке лет с двенадцати.

— «Несбывшаяся надежда»? – уточняю я.

Она смеется и показывает на пробирающегося к нам с бокалом Уолта.

— Я его сегодня, кажется, первый раз в жизни вижу одетым. Ему идет.

Нас с Солнышком периодически разносит на разные концы зала, а потом мы снова сталкиваемся, как будто нас тянет друг к другу магнитом.

Играет музыка, слышен смех, щелкают вспышки фотоаппаратов. Женщина с чудовищным сооружением на голове, украшенным половиной всех известных науке фруктов, и с декольте ниже всего разумного слезливо целует Уолта в щеку. Элайса ловит мой взгляд и демонстративно закатывает глаза.

Питер легко касается моего плеча и протягивает бокал шампанского.

— С чего такая забота? – уточняю я.

— Мне не хотелось – Уолт заставил, а ему сегодня отказывать нельзя, - он молчит, а потом смотрит на меня в упор. – Мы неважно начали с тобой… и ты мне в любом случае не нравишься.

— Да и ты мне не особо, - пожимаю я плечами, отпивая шампанского.

— Но нам видимо придется найти общий язык.

— Это еще зачем?

— Джастину это будет приятно, - просто отвечает он.

Я раздумываю пару секунд.

- Давай я просто скажу Джастину, что мы отлично ладим, и тогда не будем, бл@дь, заморачиваться насчет дружеских отношений?

— Идет, - тут же соглашается он с энтузиазмом и добавляет после паузы, - может ты и не так плох, как тебе нравится казаться…

Джастин заметил, что в Нью-Йорке никому ни до кого нет дела – но он может гордиться. До его счастья явно всем есть дело.

Солнышко стоит ко мне вполоборота и, качая головой, что-то кратко отвечает парню рядом. Я обнимаю Джастина сзади за талию и чувствую, как под моими руками его тело отпускает напряжение.

— Это мой танец, - говорю я и утаскиваю его на танцпол.

Мы нередко танцевали вместе, но нечасто по-настоящему вдвоем. Он прижимается ко мне, закидывает руки на шею, и мелодия медленно уносит нас. Огни переливаются, чужой смех и болтовня исчезают. Мы мягко соприкасаемся губами. Я прижимаю его еще крепче, пытаясь как-то выразить, что чувствую, и Джастин опускает голову мне на плечо, прижимаясь губами к шее.

Я пытаюсь полнее запомнить это ощущение его тела в своих объятиях, вобрать в себя это тепло, запах, вкус его поцелуя.

Я думаю о том, что, бл@дь, сделал все, что мог - просто все, что мог - чтобы разрушить это.

Он тоже не раз мне помогал в этом.

Я думаю, что мы могли и не встретиться на Либерти-авеню. Это страшно.

Он мог уйти в ту ночь… Или в любую другую ночь.

Я мог не прилететь в Нью-Йорк.

Он мог отказаться говорить.

Мы могли это все потерять.

И из-за чего?..

Я привлекаю его еще ближе в объятия. Мы больше не танцуем, застыв где-то с краю зала. Я целую его губы, щеку, скулу и шепчу на ухо, просто потому что должен, не могу иначе:

— Я люблю тебя... Я, бл@дь, так тебя люблю…

Еще не успев открыть глаз, чувствую, как Джастин каменеет в моих объятиях и в следующий момент отталкивает меня.

Deja vu

- Элайса, - весело и пьяно говорит Роберто, излишне бурно жестикулируя, - ты, дорогая, рисуешь глазами – и это плохо. Вот Джастин – молодец, он рисует сердцем. Спиро – тоже недурно, он рисует воображением. А ты, Чакки, - обращается он к стоящему рядом со мной молодому художнику, - рисуешь мозгами – это еще хуже, чем глазами.

- А чем рисует сам Роберто? – с немного снисходительной усмешкой интересуется Питер.

- Своим детородным органом, - цинично отвечает Элайса.

Роберто галантно салютует ей бокалом.

- Я не только рисовать им умею, дорогая, ты ведь знаешь.

Он не улыбается, и она тоже. Мне не хочется даже смотреть на них сейчас, но я невольно оглядываюсь, чтобы посмотреть, не слышит ли нас часом Уолт. Не то, чтобы он не знал, конечно, но тем не менее…

По счастью, Уолта я вижу рядом с Брайаном на другом конце зала.

- По качеству примерно так же, как рисовать, - наконец улыбнувшись, отвечает Элайса.