Помрачение сознания (СИ)

Он хочет что-то сказать, но тут вдруг моя рука, судорожно вцепившаяся в его рубашку, начинает крупно трястись. Дрожь начинается от пальцев и поднимается до локтя. Брайан смотрит на меня с ужасом. Я закусываю губу, чтобы успокоиться, и стискиваю запястье правой руки левой, надеясь хоть так унять дрожь. Меня колотит, руки ходят ходуном. Я сжимаю запястье еще сильнее и наконец, спустя пару секунд, все успокаивается.

— Джастин… - тихо говорит Брайан, но я перебиваю.

— Нет. Не хочу сейчас ни о чем говорить. Особенно с тобой.

— Я отвезу тебя? - предлагает он после паузы.

— Только не ты, - выплевываю я и кидаюсь к вышедшему в холл Питеру.

— Увези меня. Пожалуйста.

Он смотрит на меня, потом на Брайана, снова на меня, кивает, снимает мою куртку с вешалки и, накинув мне на плечи, уводит.

Jamais vu

Мне не хочется возвращаться в зал и прощаться с Элайсой и Уолтом, и я этого не делаю. Надеваю пальто и медленно выхожу.

Однако Уолт курит, стоя на ступеньках лестницы. Очень удачно.

Или неудачно, как посмотреть.

Я поздравляю его с тем, что он умер для общества, натурщик кивает и спрашивает в ответ, что у нас случилось с Джастином.

Хороший вопрос.

— Можно сигарету? – спрашиваю я.

— Нет, - качает тот головой.

Мы молчим.

— Что у вас случилось?

- Сегодня твоя свадьба. Не грузись.

— Свадьба? Это просто обычный день, в который Мэтт приехал с разрешением на проведение церемонии в кармане и сказал нам по бумажке несколько слов. Свадьба мало что значит. Важно, что будет потом. Роберто и Мариса были самыми красивыми молодоженами, что я только видел. Это не меняет того факта, что Роберто трахает все более-менее напоминающее женщину на своем пути, а Мариса проводит в психиатрической клинике не меньше четверти своего времени.

И тем не менее, я ничего ему не отвечаю. Пусть придумает собственную версию.

— Джастин не прав, - вдруг говорит Уолт после очередной затяжки. – Люди ведь меняются, в конце концов.

— Если бы мы собирались пожениться с тобой, а перед свадьбой все произошло бы… так, ты не был бы зол?

Да-да, я защищаю парня, который только что меня послал.

— Учитывая, что я натурал, я был бы зол уже просто потому, что мы с тобой собираемся пожениться, - замечает Уолт.

Я выдавливаю улыбку и спускаюсь вниз.

На этот раз я доезжаю безо всяких проблем. Даже без намека на проблемы. Хотя шампанское еще до конца не выветрилось, снег валит по-прежнему, и полностью стемнело.

Квартирка Джастина пустая и неприветливая.

Я сажусь на диван и смотрю на стоящий углом к окну мольберт.

Вопреки всему, что там говорят, я вовсе не помешан на сексе.

Более того, после всего траха, который был в моей жизни, я знаю точно, что секс вообще мало чего стоит. Его можно получить всегда – чуть хуже, чуть лучше, но это непринципиально.

И вы не представляете, сколько признаний, клятв, обещаний, я выслушивал до, вовремя и после фрикций. Каждое из них было бесценным в том плане, что не имело ни малейшей ценности. «Я люблю тебя», выдохнутое в то время, когда кончаешь, стоит примерно столько же, сколько предвыборные обещания. Возможно, я поэтому отношусь к признаниям скептически.

И я не могу не заметить, что то, что связывает нас с Джастином, ценнее во много сотен раз.

Даже если бы наш секс не был хорош. Даже если бы у нас вообще не было секса.

Но когда я закрываю глаза, то вижу бледное лицо, прикушенную губу, пальцы, сведенные судорогой и крупно трясущуюся кисть так отчетливо, как будто наяву.

И я знаю, что даже то, что связывает нас с Джастином, этого не стоит.

Наши последние дни вместе этого не стоят.

Наши пять с лишним лет вместе этого не стоят.

Я этого не стою.

Так что на этот раз я абсолютно точно знаю, что мне следует делать.

Я встаю и достаю чемодан.

Deja vu

Мы молчим всю дорогу до дома Питера и Гила. Вернее, я молчу. Питер время от времени отпускает какие-то фразы, по счастью, не требуя, чтобы я отвечал. Нас заносит на повороте, колеса идут юзом, и Питер с трудом выравнивает машину.

— Хоть цепи надевай на колеса, - говорит он, когда мы пробуксовываем в снегу. – Как будто я вожу машину не по Нью-Йорку, а по Сибири.

Я молча смотрю в окно. Снова и снова вижу перед собой лицо Брайана, когда я сказал ему… то, что сказал.

Наконец мы приезжаем, Питер пропускает меня внутрь, усаживает на кухне и греет на водяной бане воск. Я возражаю, что этого не нужно, но он лишь недовольно морщится.

— Джастин, твои руки – это твой хлеб.

Я послушно опускаю кисти в коричневую теплую массу.

Питер молча убирает беспорядок.

- Странные праздники в этом году, - тихо говорит Питер, как будто бы про себя.

- Да, - соглашаюсь я, хотя, скорее всего, мы разные вещи имеем в виду.

- Ты не можешь простить его?

Он не год, конечно, имеет в виду.

- Могу, - отвечаю я практически спокойно, - может быть, мне этого даже хочется. Но я не знаю, нужно ли мне прощать его.