ПОПизм. Уорхоловские 60-е

Всегда любил послушать, что люди думают друг о друге, – о говорящем узнаешь не меньше, чем о его жертве. Это называется сплетничать, я в курсе, и это моя страсть. Так что когда однажды, натягивая «Мэрилин», Марк отметил, что с Джерардом сложно, я сразу загорелся и давай спрашивать, что же он имеет в виду.

– Ну, – сказал Марк, – Джерард не хочет, чтобы кто-либо стал к тебе ближе, чем он сам. Говорит мне однажды: «Один на один с Энди просто, а когда народу много, он устраивает между людьми соревнование, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Нравится ему видеть, как люди ссорятся и завидуют друг другу, а еще он поощряет сплетни».

– Это как? – я спросил.

– Ну, как мы сейчас, – улыбнулся Марк. – Сейчас я его обсуждаю с тобой, а в какой-то момент ты заставишь его высказаться насчет меня.

– Да ладно, – произнес я.

– Именно. И думаю, он также имел в виду, что, к примеру, сегодня пойдем мы домой, а ты решишь зайти куда-нибудь, но никогда не скажешь, кто еще будет, – это такой хитрый способ оградить себя от тех, кому там быть не надо… И ведь ты слова не скажешь, или же скажешь, но что-нибудь невразумительное – кто-то поймет, что им нужно удалиться, а кто-то решит, что им с тобой можно.

– Да ладно, – повторил я без энтузиазма: о себе не посплетничаешь.

***

Мы обычно работали до полуночи, а потом шли в Виллидж, куда-нибудь в кафе «Фигаро», «Хип бейгель», «Кеттл оф фиш», «Гэслайт», «Бизар» или «Чино». Я возвращался домой в районе четырех, делал пару звонков, обычно говорил с Генри Гельдцалером около часа, и, когда начинало светать, принимал секонал, ложился на несколько часов, а затем возвращался на «Фабрику» в первой половине дня. Приходил, а радио и проигрыватель надрывались – Don’t Let the Sun Catch You Crying на пару с «Турандот», Where Did Our Love Go? с Доницетти или Беллини, а Not Fade Away «роллинги» исполняли, пока Мария Каллас пела «Норму».

***

Многие думали, что на «Фабрике» все вертелось вокруг меня, я был таким гвоздем программы, на который приходят, но было-то совсем наоборот: это я вертелся вокруг других. Я просто оплачивал аренду, а люди шли, потому что дверь была открыта. Конкретно мной никто особо не интересовался, им было интересно друг с другом увидеться. Посмотреть, кто придет.

***

Я обзавелся 35-миллиметровой фотокамерой и несколько недель делал снимки, только это оказалось слишком сложным. Раздражали меня все эти диафрагмы, выдержки, экспозиции, вот я и бросил. Но за камеру взялся Билли, и его серии «Фото “Фабрики”» удалось точно схватить настроение происходившего – просто забальзамировать нас в движении: дым, вечеринки, кусочки зеркал, серебро, бархатные обивки, лица, тела, ссоры, дурачества, даже энтузиазм и уныние. Билли обладал каким-то волшебным умением поймать это все в одном мгновении. У нас была одна из этих старых копировальных машин, «Верифакс» – струйное серебро, кстати, – и Билли вечно маялся копированием фотографий или негативов. Сначала он свои пленки отсылал, а потом организовал себе темную комнату, и понеслось. Он почти не выходил. Если нужна была пленка или еще что-нибудь, он ее заказывал или просил Джерарда или кого другого занести.

– Я Билли обожал, – годы спустя сказал мне Марк. – Несмотря на все эти наркотики, он никогда не менялся по отношению к людям. Он и словом с ними не обмолвится, а люди знают, что он друг. Когда я уезжал, в конце лета, он подарил мне свое фото со стояком. Такой был милый.

Билли все любили. Генри Гельдцалер рассказывал, что когда андеграундный идол Пол Америка угостил его первым в жизни ЛСД и смылся, зашел Билли, обнаружил Генри на полу ванной в полной отключке и не отходил от него, пока у того трип не кончился.

***

Марк несколько раз бывал на Кейп-Коде. Английский художник Дик Смит проводил там свой медовый месяц, и Айвен Карп там был, и Мазервелл с женою, Хелен Франкенталер, жили в Провинстауне, где у Уолтера Крайслера в старой церкви располагался музей, а Мейлер остановился в одной улице от Мазервеллов. Марк полюбил «Блумингдейл», напокупал там себе одежды, но все в Провинстауне, услышав его акцент, не переставали хвалить его «потрясающие английские наряды». Однажды, появившись в понедельник после обеда на «Фабрике», он рассказал мне, что в выходные на вечеринке Мейлер подошел к нему и врезал в живот.

Я был потрясен.

– Норман Мейлер тебе действительно врезал? – уточнил я. – Вот это да… За что?

– Я спросил. Он сказал, нечего носить розовый пиджак.

Норман Мейлер – один из тех интеллектуалов, которые меня искренне радуют.

***

Этим летом я не уезжал на выходные за город, как годом раньше. Я думал: «Где может быть веселее, чем здесь? Постоянно приходит куча знакомых, а я между делом занимаюсь работой».

Дом был постоянно открыт, как в детских телепередачах – шастаешь туда-сюда, и к тебе заглядывают на огонек знакомые персонажи.