ПОПизм. Уорхоловские 60-е

Де пригласила сама Маргерит – они были приятелями. Раньше он находил ей какие-то литературные подработки, а сейчас она была английским корреспондентом в Нью-Йорке. (У нее на стене висела карта Манхэттена с маленькими флажками, которые она передвигала, когда ей звонили и говорили, где именно нужно встретиться, пообедать или поужинать.)

Маргерит, Де и я наблюдали за происходящим из угла. Смотрели, как Боб Скалл носится по студии в каком-то клетчатом пиджаке. Он подошел к одному значительному молодому художнику и протянул ему пятидесятидолларовую банкноту со словами:

– У нас содовая кончается – сходи купи.

Парень уставился на него – мол, сам сходи.

Де покачал головой и сказал:

– Да он же совсем неадекватный.

Это правда, Боба было трудно смутить. Де продолжал:

– В некотором смысле он самый странный персонаж в этой компании, по степени неотесанности он просто неописуем, невообразим! Но в то же время он ведь действительно понимает, что происходит, и выкладывает за это деньги, – Де рассмеялся и добавил: – Ну совсе-е-ем небольшие деньги. Крохотные, крохотульные суммы. Но достаточные, чтобы получать самое лучшее, – этого у него не отнимешь…

Странно говорить в компании о ком-то, а потом наблюдать за ним, точь-в-точь таким, каким его только что описывали. Боб Скалл пританцовывал, суетился, отдавал приказы. И кто бы мог подумать, что человек, который так ведет себя в обществе, обладает таким чутьем в искусстве?

Постскриптумом к мероприятию стала ссора Этель и Маргерит: они несколько недель собачились, кто больше потратился, – суммируя хот-доги, подсчитывая бутылки, чуть ли одноразовые стаканчики не вытаскивая из мусорных бачков – и окончательно возненавидели друг друга. Отличная была вечеринка.

***

Той осенью Дэвид Бурдон начал писать об искусстве для Village Voice. Когда я услышал, что они ищут кого-нибудь из мира искусства, я представил Дэвида театральному критику Voice, Майклу Смиту, которого знал еще по «Сан-Ремо»/Джадсону.

Едва получив работу, Дэвид позвонил мне и сказал:

– Ну, теперь я работаю в Voice – как думаешь, я достаточно крут, чтобы люди заглянули ко мне в Бруклин-Хайтс на вечеринку?

Джерард, Билли, Ондин и я подъехали к Хайтс на лимузине. Как только мы зашли, Билли сообщил Дэвиду, что его вечеринка значится в нашем списке планов на этот вечер, из-за чего Дэвид всерьез обиделся на нашу «недостаточную лояльность», как он выразился, и стал беспрестанно задавать саркастичные вопросы вроде: уверены ли мы, что не тратим на него слишком много своего драгоценного времени. Такая ущемленная, параноидальная позиция была особенностью его чувства юмора – любил строить из себя обиженного.

К Дэвиду понаехала куча народу – это было вскоре после смерти Фредди Херко, и только его одного из джадсоновских танцоров там и не было. Увидев Сьюзен Сонтаг, я спросил Дэвида, как ему удалось заполучить ее, ярчайший интеллект года. Она только что опубликовала свое знаменитое эссе в Partisan Review о различиях между высоким, средним и низким кэмпом и была очень влиятельной – писала о литературе, порнографии, фильмах (особенно о Годаре), искусстве, о чем угодно. Дэвид сказал, что, как он слышал, она не в восторге от моих картин:

– Вроде бы она сомневается в твоей искренности, – пояснил он.

Ну, это не сюрприз, многие ярчайшие интеллекты сомневались. Я не подошел поговорить с ней, но понаблюдал со своего места. Она прекрасно выглядела – прямые темные волосы до плеч и большие темные глаза, одежда отличного покроя. И танцевать очень любила, всех там обскакала. Танцевали тогда фруг или джерк, особенно под The Beatles и The Supremes. Но чаще всего ставили I’m In with the In Crowd[22] – она через одну играла.

***

Весь 1964-й мы снимали фильмы без звука. Фильмы, фильмы и еще раз фильмы. Так много, что не заботились даже о названиях. Заходили знакомые и тут же оказывались перед камерами – звезды на один съемочный день.

***