ПОПизм. Уорхоловские 60-е

– Когда я впервые увидел Эди, – рассказывал Дэнни, – она только приехала из Бостона с Томми Гудвином, и они остановились у Хэла Петерсона и Дэвида Ньюмана на Риверсайд-драйв в районе 78-й. Только открылась Всемирная выставка, и все туда собрались на следующий день. Радио играло на полную громкость, Beach Boys пели I Get Around. Увидев своих подружек, Эди давай прыгать, и скоро все стали прыгать, обниматься и целоваться. Так по-студенчески выглядели – свитера тонкой шетлендской шерсти, круглые брошки, коротенькие юбки в складку. А Эди была такая хорошенькая, игривая и глазастая. Мы всю ночь провели, болтая и гуляя по Риверсайд-драйв.

– Тогда у меня жил Томми Гудвин, – продолжал Дэнни. – Боже, какой он был красивый. В Гарварде в него все были влюблены. Его отец и мать оба были известными врачами. Он дружил с Чаком Уэйном и его компанией, так что просто болтался по Нью-Йорку, позировал для камер и позволял всем влюбляться в него. Эди прожила у меня недели две в одно время с Томми – большую часть времени она сидела на окне, болтая и хихикая по телефону, и курила. У нее была небольшая семейная фотография, снятая, когда все они были на обследовании в психиатрической клинике, – Сильвер-хилл, думаю. Это обошлось в триста долларов в день с каждого, так что, как она сказала, там было комфортабельно.

По рассказам Эди, ее детство было этаким диккенсовским кошмаром. Сначала я всегда верил тому, что рассказывают о предках, но по прошествии времени я с кем-нибудь из этих родителей встречался и уже не был так уверен.

– Когда я впервые увидел Эди, она была такой свежей, – рассказывал дальше Дэнни. – Пару бокалов и все.

А потом он добавил:

– Видно было, правда, что ей хотелось попробовать что-нибудь этакое. У приезжавших из Кембриджа всегда была с собой кислота – тогда еще легальная, вот как давно это было. Капали ею на кусочки сахара и клали в мой холодильник – так невинно выглядело, а там тысячи две доз, наверное. Сидели у меня на кухне со своими колбочками, пожимали плечами под The Supremes и капали ЛСД на маленькие кусочки сахара для коктейлей. Эди попробовала кислоту, пока жила у меня, для затравки. Как-то они давай вносить ко мне ее чемоданы, и я занервничал, но к сентябрю она уже жила в собственной квартире на 63-й улице. Вроде как решила стать моделью.

Один из тех, кто знал всю эту кембриджскую компанию, так охарактеризовал их отношения: «Красавцы-спортсмены, влюбленные в них пидоры-интеллектуалы и обожаемые ими красавицы-выпускницы».

Зачем они все приезжали в Нью-Йорк?

– Все эти двадцатилетние ребята из Кембриджа, – объяснял Дэнни, – воплощали собой фамильное богатство, наследственные красоту и интеллект. Это была золотая молодежь Америки. Они были такие богатые, такие привлекательные, такие умные. И такие безбашенные. А там, в Кембридже, все они только и думали: «О господи, как же скучно, как же надоело ходить на занятия. Хочется реальной жизни». Реальная жизнь заключалась в том, чтобы увидеть свою фотографию в газете и прочитать о себе в журнале.

Меня всегда забавляло, как маленькие богатеи принимают то, что им досталось. Многие думали, что так жить абсолютно нормально – другого они и не знали. Мне нравилось наблюдать за тем, что творится у них в голове. Есть богатая молодежь двух типов – те, кто вечно старается походить на бедных и доказать, что они такие же, как все, втайне опасаясь, что их любят только из-за денег, и те, кто не парится и получает удовольствие, еще и подразнивая других. Вторые повеселее.

***

Нет ничего удивительного, что Эди захотела стать моделью. В тот год девушки ее возраста были как никогда увлечены идеей «позирования». Быть моделью всегда считалось шикарным, а теперь стало еще и эпатажно. Очень скоро Эди сменила свой образ на тот, который журналы вроде Vogue, Life, Time и прочих станут фотографировать, – длинные-длинные серьги, грошовая майка поверх трико, а сверху – белая норковая шуба.

***

В самом начале 1965-го на 59-й улице открылась дискотека «Ондин» (просто совпадение – никакого отношения к нашему Ондину), там-то и стали появляться в большом количестве все эти красавицы в мини-юбках (хотя и слова такого еще не было) – маленьких, обтягивающих, в складочку, в полоску, в горошек, цветастых.

Все знаменитости, все до одной, тут же стали ходить в «Ондин». Девушки там были прекрасны – Джерард как-то там Марису Беренсон подцепил в ее самую первую модельную поездку в Нью-Йорк и привел на «Фабрику» на кинопробы.