(Через много лет после нашего знакомства, только в 1969-м, прямо перед тем, как Пол снял «Мусор», я посмотрел парочку его ранних фильмов, когда он просто ради забавы показывал их как-то днем на «Фабрике». Один был фильм 50-х с жуликоватым пареньком с зализанными волосами и близко посаженными глазами, который читал комикс – медленно-медленно, словно полуграмотный. А другая картина была снята на черно-белую трофейную пленку, которая предназначалась, наверное, для съемок вражеской диспозиции с самолетов. Там было несколько социальных историй, черные мальчишка и девочка кололись героином и кайфовали, и на изображение Пол наложил звук, где Дайон Уорвик поет
А познакомил нас Джерард на летнем показе «Винила» в 1965-м. Пол был занят разговором с Ондином, и я спросил:
– Как вы с ним познакомились?
А Пол ответил:
– А как с ним не познакомиться?
Они обсуждали свою любимую тему, римскую католическую церковь, и кто-то заметил: «только вас, извращенцев, церкви и не хватает». Ондин вскинулся, преисполнился папского величия и надменно проинформировал «еретика», что было бы «намного, намного лучше, если бы такие извращенцы, как мы, находились в лоне церкви, а не боролись против нее!» Затем повернулся к Полу и заключил, подняв палец:
– Сын мой, мы должны извлечь из этого урок…
Помимо интереса к церкви у Пола с Ондином была еще одна общая черта – оба они были бесконечно красноречивы, и кто бы ни оказался рядом, все замолкали, слушая их выступления. Но с Полом это было не так заметно, потому что он на самом деле не «выступал», а действительно был разговорчивым и остроумным.
Пол не принимал наркотиков – он вообще был против любой химии, вплоть до аспирина. У него была собственная теория, по которой причиной внезапного увлечения молодежи наркотиками было слишком хорошее здоровье, что с тех пор, как современная медицина победила большинство детских заболеваний, им требуется компенсация за то, что они уже не болеют.
– Зачем они называют это экспериментами с
Он выглядел настоящим «молодым рассерженным», особенно на фото – всегда хмурился, опустив лицо. Он одевался в шмотки из военных запасов – матросские штаны на тринадцати пуговицах и свитера с воротом, в то время как все остальные носили джинсы и футболки. Не увлекался зеркалами. Он был высокий и немного женственный с этими его кудрявыми волосами, которые стали у него теперь очень пышными и взъерошенными, в стиле Дилана.
В критическом и историческом аспектах кино, особенно голливудского, Пол понимал больше, чем кто-либо на «Фабрике». Он знал всякие мелочи о Голливуде, всех характерных актеров, все малоизвестные сцены из всех малоизвестных фильмов, в которых снимались все настоящие звезды. Он любил Джорджа Кьюкора, и Джона Форда, и Джона Уэйна, и знал всех кинематографистов – зарубежных и американских. Настоящий фанат.
У Пола была четкая позиция по любому вопросу. В спорах он расцветал. У него была привычка начинать с «да, но…» – на тот случай, если кто-нибудь уже высказался. И он был загадочный. Всех интересовал вопрос, есть у него сексуальная жизнь или нет. Его знакомые настаивали, что у него абсолютно ничего не происходит на этом фронте, каждый его час могли расписать, но Пол все же был привлекательным парнем, так что люди продолжали спрашивать:
– Но ведь чем-нибудь он занимается? Чем-то он должен заниматься?
Знакомя нас, Джерард сказал:
– Это мой друг Пол Моррисси, он очень изобретательный.
И Пол сразу же стал приходить на «Фабрику», пока мы снимали, – чтобы посмотреть, как мы работаем и не может ли он в чем-нибудь поучаствовать. Поначалу он только подметал в студии или рассматривал фото и слайды. Сам хотел заняться съемкой звукового кино, но не мог найти денег для аренды оборудования. Был в восторге от нашей установки и задал множество вопросов нашему звуковику, Бадди Виртшафтеру. Джерард не врал: Пол был очень изобретателен – особенно в том, чтобы оставаться для нас загадкой.
С лета по осень у нас на «Фабрике» стояло видеозаписывающее устройство. Первый агрегат для записи в домашних условиях, который мне пришлось видеть, – впрочем, и потом я ничего подобного не встречал. Неподъемная конструкция. На длинной ножке торчала такая головка-камера, и когда сидишь за панелью управления, ее можно было изгибать под любым углом, как лампу над пюпитром. Выглядело потрясающе.
В компании «Норелко» мне дали эту машину поиграться. Потом они устроили в ее честь вечеринку. А потом забрали. Смысл был в том, чтобы я показал ее своим «богатеньким дружкам», которые ее бы купили. Я показал ее Роттену и Птахе, которые захотели ее украсть. Помню, мы снимали, как Билли стрижет Эди на пожарном выходе. Такая игрушка на неделю.