Тем летом мы показывали «Пробы», серию «Красота» и «Винил» на «Фабрике» и в «Кооперативе кинематографистов», переехавшем на Лафайет-стрит. Хоть мы и сами до последнего не знали, какие фильмы будем показывать, игравшие в них люди или их друзья, словно по волшебству, всегда на нужные фильмы приходили. («Пробы» – это как Ронни Тейвел за кадром интервьюирует Марио Монтеса в образе «квин», а в итоге тот признает, что он мужчина. А «Винил» был интерпретацией «Заводного апельсина» с Джерардом в роли юного преступника в коже, который говорил что-нибудь вроде «Ну да, я малолетний преступник, и что?»)
На День труда мы поехали на Файер-Айленд снимать в «Моем хастлере» Пола Америку. Его Лестер Перски откопал в «Ондине» и привел к нам на «Фабрику». Пол был невероятно привлекателен – словно комиксовый мистер Америка, яркий, красивый, очень симметричный (кажется, ровно шесть футов высотой, и вес его тоже составлял какое-то круглое число). Не помню, как он стал Америкой, если только это не из-за того, что он жил в отеле «Америка» на 46-й улице между Шестой и Седьмой авеню, суперклевой гостинице на краю центра, где, к примеру, Ленни Брюс останавливался.
Только мы сошли с парома с тяжелыми металлическими боксами с оборудованием наперевес, как пришлось спешить на встречу с приятелем Роттена Риты по имени Сливовая Фея в гей-бар в Черри-Гроув, чтобы он показал нам дом, где предстояло остановиться. Когда оба Пола – Моррисси и Америка – пробирались через бар, подняв чемоданы над головой, кто-то крикнул:
– Смотрите! Молодожены!
«Моего хастлера» мы снимали на черно-белую пленку. Это была история старого гея, который привозит брутального блондина по вызову на Файер-Айленд на выходные, а соседи изо всех сил пытаются переманить красавца.
Годами позже я прочитал интервью с Полом Америкой в
Кстати о кислоте: первый трип Джерарда случился вскоре после того, как мы переехали на «Фабрику» в январе 1964-го. Я как-то зашел, а он там с веником в руках плачет. Уж чем-чем, а уборкой Джерард никогда не занимался. Он здорово натягивал и сворачивал холсты, но одним из его главных недостатков было то, что он был жутким неряхой (открываешь его стол, а там у него блокноты и бумаги с грязным бельем вперемешку), так что, увидев его подметающим, я остолбенел. Я спросил Билли:
– Что это с ним?
А Билли поднял голову, медленно ко мне повернулся и ответил:
– Он… кайфует.
Впрочем, и сам Билли был занят тем же.
У всех свои версии того, кто принимал кислоту в тот уикенд, а кто нет. На чем все сходятся – у нас постоянно играла запись
– Все ели омлет, Энди.
–
– Энди, я
– Ты триповал, правильно? Так что это у тебя была галлюцинация, потому что я не ел яйца.
– Почему ты просто не признаешь это? – все спрашивал Джерард. – Прекрасный, прекрасный был трип. Ни у кого плохого трипа не было, даже у
– Слушай, Джерард, может,
– Энди. Мы зашли на кухню, а ты сидел на полу, разбирал мусор и как-то по-детски, странно рассовывал его в пакеты.
Джерард определенно думал, что люди наводят порядок исключительно под кайфом. Я так и не переубедил его, что действительно избежал всеобщей участи, а жил исключительно шоколадными батончиками и водопроводной водой все выходные.
Хотя наблюдать за ними, обдолбанными, было забавно. Ночью все кайфовавшие устроили паломничество на пляж, играя в Колумба или Бальбоа, типа открывая Новый Свет, – и это выглядело очень натурально, пока кто-то из них не заметил банку вазелина на берегу Файер-Айленда.