Это был единственный раз, когда Пол Моррисси определенно принял ЛСД, и я заметил, что с тех пор он куда осторожнее ел на вечеринках. Как я уже говорил, Пол выступал против абсолютно
Мы тогда были одержимы мистикой Голливуда, всем этим его кэмпом. Одним из последних фильмов с Эди был «Лупе». Мы дали Эди главную роль и снимали в квартире Панны Грэйди в старой доброй Дакоте у Центрального парка, 72. В 60-е Панна принимала у себя приличных интеллектуалов вместе с типами из Ист-Сайда – особенно любила неравнодушных к наркотикам писателей. Мы не раз слышали о Лупе Велес, Мексиканской Гадюке, которая жила в голливудском палаццо в мексиканском стиле и решила совершить в этом райском саду самое прекрасное самоубийство – с алтарем и горящими свечами. Она все подготовила, приняла яд и легла в ожидании своей прекрасной смерти, но в последний момент ее начало рвать, и она умерла головой в унитазе. На наш взгляд, просто красотища.
Эди все колебалась – получать ей удовольствие от наших съемок или переживать за свой имидж, а под «колебалась» я имею в виду, что она меняла свое мнение от часа к часу. Стояла, болтала с репортером и, посматривая на нас и хихикая, говорила ему что-нибудь вроде: «Я не против того, чтобы выглядеть глупо в глазах других, – до тех пор, пока я делаю это сознательно и добиваюсь их внимания». Это была одна ее сторона – так использовать медиа. Но минут через пятнадцать с ней случался приступ хандры из-за того, что ее как актрису не принимают всерьез. Немножко бессмысленно.
В сентябре Ларри Риверс устраивал ретроспективу в Еврейском музее на Пятой авеню, и я навсегда запомнил, как тогда люди были одеты. Ларри возбужденно толкал меня и говорил:
– Ты посмотри на эту девушку! Девицы сейчас демонстрируют свои прелести как никогда раньше! У тебя есть желание, а тут появляется объект, и ты просто вспыхиваешь!
Ларри глазел вокруг, не меньше меня потрясенный яркими цветами и разнообразными стилями. (Он говорил о девушках, потому что парни еще тогда не осмелели. Но года через два на вечеринке все то же самое можно было и о парнях сказать.) Здорово, что люди приходили в таком виде на открытия выставок. Хотя в другой раз они, может, вообще бы туда не пошли, а сразу направились куда-нибудь в «Макс», ставший воплощением самой этой атмосферы.
В 1964-м и 1965-м мы несколько раз ездили в Филадельфию. Сэм Грин многих там знал, и мы катались туда целыми вагонами. В 1965-м Сэм стал куратором выставок в Институте современного искусства Пенсильванского университета. Мы использовали Филадельфию как декорации для многих своих фильмов, многие из них там и показывали. Иногда богатый дальний родственник Сэма Генри Макаленни устраивал для нас обеды в своем таунхаусе на Риттенхаус-сквер – за каждым гостем стояло по лакею, а мы сидели там в футболках Квинс-колледжа. (Сесил Битон был на одном из этих обедов, и когда я спросил, можно ли нарисовать его портрет, он согласился, так что мы поднялись наверх и я нарисовал его ногу с розой между пальцами.)
Когда Сэм только пришел в институт, состоялся консультативный совет и управленческое собрание, и некоторые управленцы хотели устроить ретроспективы Гогена и Ренуара. Сэм мне сказал:
– К счастью, на эту скукотищу у них денег не хватило.
Взамен он предложил устроить ретроспективу Энди Уорхола. Сначала они были очень против, но он сказал, что, согласись они на поп-выставку, могут заняться потом и абстрактным экспрессионизмом, что уж совсем здорово. В итоге они сошлись на том, что сами такое решение принять не могут и пошлют в Нью-Йорк делегата, который сделает это за них.
У Сэма была хорошая подруга Лэлли Ллойд – ее мужем был Г. (от Горацио) Гэйтс Ллойд, один из руководителей ЦРУ, а сама она была из Биддлов, наследница огромного состояния. Сэм познакомил нас на обеде, который торговец искусством Александр Айолас давал в честь Ники де Сен-Фалль в кафе «Николсон». (Прямо перед обедом он сказал мне: «