– Много. Восемьсот долларов. Но он за мной ухаживал той ночью, так не всегда бывает, понимаешь? Обычно сразу после операции отфутболивают. Он привез меня домой, принес апельсинового сока и чая и еще пять дней приходил колоть пенициллин. Поверь, оно того стоило. У него в кабинете есть рисунки кинозвезд, которые слишком знамениты, чтобы упоминать их. – Она рассмеялась и тут же их перечислила.
Как-то в середине декабря, в среду вечером, по Эн-Би-Си шла программа «Голливуд на Гудзоне». На «Фабрике» эту передачу только Пол смотрел – брали интервью у Джеймса Вонга Хоу, одного из его любимцев. Кто-то сменил пластинку
На другой день, гуляя по 57-й улице, я понял, насколько могущественно телевидение, потому что многие пришедшие за покупками к Рождеству показывали на меня и говорили: «Это он», или: «Нет, не он, на волосы посмотри», или: «Да, но темные очки…», «Да… нет» и так далее. К тому моменту я много появлялся в
Однажды декабрьским вечером «Кооператив кинематографистов» показывал мой фильм о Генри Гельдцалере с сигарой. Мы с Генри все еще дружили, ежедневно часами говорили по телефону, но как раз тогда Генри встретил некого Кристофера Скотта, и они стали жить вместе. Нет ничего печальнее, чем позвонить кому-нибудь, кому годами звонил в любое время дня и ночи, а вдруг кто-то другой берет трубку и отвечает: «Да, минутку». Все удовольствие пропадает. Так что мы с Генри стали постепенно отдаляться друг от друга, сокращая время наших разговоров, – он уже был не столь доступен. Я могу дружить только со свободными людьми, уж такой я есть – если они женаты или живут с кем-либо, обычно я о них просто забываю. А они обычно забывают обо мне. Мы с Генри остались друзьями, но наши отношения становились все менее насущными.
После показа мы с Йонасом говорили о том, что происходит с фильмами. Он только что написал в своей колонке в Voice, что кино с 1960-го по 1965 год достигло определенной зрелости. А теперь он говорил о кино как о двойственном искусстве: будто бы есть фильмы двух типов – образные и сюжетные. А по моему мнению, произошло вот что: коммерческие кинематографисты учились и обогащались за счет андеграундного кино, а андеграундные фильмы не развивали повествовательные техники, вот и вышло, что коммерческое кино ушло вперед. Там всегда понимали, что без внятной истории много не заработаешь, просто теперь они стали снимать свои сюжеты в свободном стиле.
1966
На рубеже 1965-го и 1966-го самым большим увлечением «Фабрики» стала группа музыкантов, называвших себя
В январе Йонас перевез «Синематеку» с Лафайет на 41-ю Восточную улицу. Он тогда занимался сериями «Расширенное кино»: такие люди, как Джек Смит, Ла Монте Янг и Роберт Уитмен совмещали киноизображение с музыкой и документальными съемками. Помню штуку с Олденбургом, как он протаскивал велосипед сквозь ряды сидений, пока шло кино. Еще помню опыт Раушенберга, когда он – метафора движущегося света, красивый, как картинка, электрифицированный, – стоя на стеклянных блоках, держит провод под напряжением и флуоресцирующие трубки – художник Арман смастерил для него ботинки из стекла, чтобы не пропускали электричество.
Мы познакомились с «велветами» через подругу Йонаса, киношницу Барбару Рубин, которая одной из первых увлеклась мультимедийной стороной Нью-Йорка. Она знала многих рок- и фолк-исполнителей и иногда приводила кого-нибудь вроде Донована или
«Велветы» сделали специально для кино записи, которые можно было ставить как сопровождение фильмов, а иногда сами играли за сценой во время показов в «Синематеке» на Лафайет-стрит. Но впервые мы их по достоинству оценили в кафе «Бизар» на 3-й Западной – «на веселой улице, восемь баксов за ночь», как сказал Лу Рид, можно сказать, лидер