ПОПизм. Уорхоловские 60-е

– Эрик, слушай, ты молод, красив, людям нравится, когда ты рядом. Неужели ты не понимаешь, что вокруг множество жутко богатых людей, которые скучают в своих огромных, прекрасных и пустых домах? Мысли широко. Не мелочись. Не надо в отелях останавливаться! Познакомим тебя с богачами, и будешь как сыр в масле кататься. Надо уже и самому об этом задумываться, Эрик. Мы не всегда будем тебя из неприятностей вытаскивать. Просто стань «прекрасным гостем», и отели тебе уже не понадобятся. Ты сам развлечение, не упускай своих возможностей! Люди больше ценят то, за что им приходится платить…

Ну и так далее. Короче, я велел ему проституировать.

Большинство из нас вернулось в Нью-Йорк через пару дней, проведенных в Лондоне, самым ярким воспоминанием о котором у меня осталось то, как Родни Ла Род прыгнул на колени к Полу Маккартни, едва его увидев (вот что я всегда любил в Родни – он делал все, что другой, может, тоже хотел бы сделать, но не решался). Дэвид со Сьюзен решили вернуться ненадолго в Париж, а Эрик остался в Лондоне в доме моего тамошнего арт-дилера, Роберта Фрейзера, молодого, красивого и прекрасно одетого в костюмы в узкую полоску – а еще у него была в Мейфэре своя галерея.

***

В «Доме» в середине 1967-го произошла еще одна смена руководства. Теперь во главе стал Джерри Брандт, полностью там все переделал и назвал клуб «Электрическим цирком». Мы пришли на большую вечеринку-открытие – интересно было посмотреть, что произошло с помещением, которое мы год назад превратили в дискотеку.

Разница между «Взрывной пластиковой неизбежностью» и «Электрическим цирком» сводилась к разнице между поп-культурой примитивного периода и периода «раннего шика». Это как разница между деревенской дискотекой и клубом в здании с парадной лестницей. Годом раньше мы первыми устроили медиа-шоу из подручных средств – фольги, кинопроекторов, светящихся трубок и зеркальных шаров. Но тут в 1966–1967-м родилась целая поп-индустрия, и все кончилось массовым производством оборудования для световых шоу и товаров для развлечения. И еще отличным примером того, как много вещей изменилось за столь короткое время, стала «Комната Эрика для траха». При нас это был просто небольшой альков вдали от танцпола, где валялась парочка вонючих матрасов на тот случай, если кому-то нужно будет прилечь, но обычно Эрик просто затаскивал туда девушек для занятий сексом во время представлений В.П.Н.; теперь же, у новых владельцев, это место превратилось в «Комнату для медитаций» с коврами, искусственным газоном и здоровой пищей.

***

В начале лета мы все поехали в Стеклянный дворец Филипа Джонсона в Нью-Ханаан, Коннектикут, на бенефис Мерса Каннингема, устроенный хьюстонским фондом де Менила. Молодой парень из Техаса по имени Фред Хьюз был организатором со стороны фонда и, услышав, что кто-то интересовался, какая рок-группа сыграет, проинформировал:

– Есть только одна рок-группа – The Velvet Underground.

Он видел «велветов» в «Доме» год назад, когда был у нас проездом из Хьюстона в Париж, где работал в галерее Айоласа. Когда он увидел в «Доме» Нико, то поверить не мог, что она та самая девушка из «Сладкой жизни», в которую он заочно влюбился, – в смысле, вот она, во плоти, прямо перед ним, на площади Святого Марка.

Фред вырос в Хьюстоне, где в замечательном доме по проекту Филипа Джонсона жили великие меценаты Джон и Доменик де Менил со своими пятью детьми – Джорджем, Филиппой, Франсуа, Аделаидой и Кристофом. Фреду было чуть за двадцать, но он успел подростком поработать над их арт-проектами и приобретениями. Еще до поездки из Техаса во Францию он купил для себя одну из моих работ и организовал показ наших фильмов в Хьюстоне. Потом на Венецианской биеннале он познакомился с Генри Гельдцалером, и в следующий приезд Фреда в Нью-Йорк тот привел его на «Фабрику».

В то хипповое время Фред выделялся – был единственным из нашей молодежи, кто оставался верен костюмам с Сэвил Роу. Все на него глазели, потому что одет он был безупречно – словно из другой эры. Когда он впервые пришел к нам, на нем был свободный двубортный темно-синий костюм, синяя рубашка и голубая бабочка. Они с Генри повстречали в лифте Ондина, которого Генри представил как «лучшего на сегодня актера андеграундного кинематографа», на что Ондин обворожительно улыбнулся:

– Я так рад это слышать, а то обычно меня грязной свиньей называют.

Они втроем зашли, когда мы смотрели эпизод с Алленом Миджеттом из нашего 25-часового фильма под названием ****. Генри отвел меня в сторонку и шепнул, что Фред работает на де Менилов, а это было просто магическое имя – так они увлекались искусством. Но и сам по себе Фред был очень милым – молодой и настоящий денди.