ПОПизм. Уорхоловские 60-е

Фред тут же горячо сообщил мне, что любит мои работы и что мои фильмы просто прекрасны, а я реагировал как обычно – что-то там промычал, как бывает, когда неловко благодарить. Я сказал, что мы собираемся пообедать в Виллидж и пригласил его присоединиться. Фред рассмеялся и заявил, что путешествие до «Фабрики» на 47-й улице уже стало для него приключением, потому что дальше от центра он еще не был, так что Виллидж для него – буквально экспедиция в неизведанное. Когда закончилась катушка, включили свет и Фред обернулся оглядеть мастерскую, на большом красном диване черный парень трахал белого. Раньше я их не заметил – наверное, начали во время последнего показа.

***

Фред отобедал с нами, а потом стал заходить на «Фабрику» почти каждый день. Утро и день он проводил в фонде де Менила, встречаясь с людьми вроде Нельсона Рокфеллера и Альфреда Барра из Музея современного искусства, а оттуда прямиком шел на «Фабрику» подметать полы. Почему-то все у нас начинали с подметания полов – Пол провел за уборкой несколько месяцев, прежде чем начал чем-то еще заниматься. Думаю, это просто казалось естественным, потому что у нас было грязно, и из-за всей этой толпы становилось еще грязнее. Фред одевался все элегантнее – черные пиджаки с галунами, рубашки с бабочками в тон. Однажды заявился в огромной шляпе под Тома Микса[40]. (В итоге он мне ее отдал, и меня много в ней фотографировали в декорациях «Одиноких ковбоев».) Но самое смешное, что ему в ту пору было лень ехать домой переодеваться для встреч с друзьями из высшего света в заведениях вроде «21», поэтому он так при полном параде и ходил у нас с веником.

Когда в 1967-м появился Фред, я уже практически не рисовал, но вскоре начал работать над большими «Электрическими стульями» для своей полной ретроспективы в Швеции. Фред сразу же был вовлечен и в кино, и в искусство – договорился о заказе для меня от де Менила на съемки заката для их проекта о реставрируемой ими взорванной церкви в Техасе. Я тогда много закатов наснимал, но что-то они меня не удовлетворили. Кстати, именно на оставшиеся от того заказа деньги мы с конца 1967-го по начало 1968-го и снимали «Одиноких ковбоев».

***

Но когда проходил бенефис Мерса Каннингема в здании Филипа Джонсона, мы еще не так близко знали Фреда – я помню, что мест в лимузинах, на которых добирались от дома де Менилов на 73-й к парку, где был фуршет для заплативших за билет по тысяче долларов, не хватало, но Филиппа де Менил и Фред были с нами очень любезны и настояли на том, чтобы Пол с Джерардом заняли их места. (Сами они в результате поездом добрались до Нью-Ханаана и от станции шли к Стеклянному дому пешком.)

***

В то время было повальное увлечение наборами для пикника из «Брассери» с красно-белыми клетчатыми салфетками. Те, кто заплатил по сотне за билет, получали за свои деньги эти самые наборы – а также дозу The Velvet Underground и выступление танцоров Каннингема под аккомпанемент кейджевских скрипки, гонга, радио, захлопывающихся дверей, «дворников» и двигателей трех автомобилей. Там был Джаспер Джонс, и я услышал, что осенью он переезжает на Хьюстон-стрит, в бывшее здание банка, а Сьюзен Сонтаг переберется в его квартиру на Риверсайд-драйв.

Я торопился осмотреть филипсовский музей андеграундного искусства. Джерард выступал с «велветами» и поэтому прихватил свой хлыст, на Поле был камзол XVIII века и кружевная рубашка, я был в джинсах и кожаном пиджаке, а Фред выглядел по-студенчески – свитер шетлендской шерсти или что-то вроде того. Болтаясь по музею, мы четверо выглядели персонажами из разных фильмов. В тот момент там никого больше не было, и Пол стал пересказывать свое исследование современного искусства, которое мы на «Фабрике» уже наизусть знали, – только Фред не был еще посвящен. В любом случае, Пол всегда добавлял что-нибудь новенькое:

– Современное искусство – это одна только убогая графика, – говорил он, стоя у одной очень хорошей абстрактной картины. – Время настоящего искусства ушло и, боюсь, на долгие годы. Будь эти убожества хорошей графикой, люди бы такими их и признали, но нет, они просто уродливые, безвкусные и банальные. Нет больше искусства, один плохой графический дизайн, который отчаянно пытаются наполнить каким-то смыслом. В смысле, хотите по-настоящему абстрактный дизайн – отправляйтесь в Гарлем пялиться на старый линолеум! Современное искусство – это всего лишь графики и панельки, слишком уж глубоко осмысляемые кучкой идиотов.

Фред потерял дар речи – он в жизни ничего подобного не слышал, тем более от того, кто работает на художника. И перед самим этим художником. А рядом еще висел один из моих «Автопортретов». Фред будто хотел что-то возразить, но так ничего и не сказал, просто стоял, завороженный, пока Пол продолжал свою мысль.