Порабощенные. Сборник рассказов

А добравшись, обнимаю ее, как Фридрих Ницше, как спаситель-пожарник, как любящий Бог на небесах; обнимаю и упираюсь лицом в волнистую гриву, вздрагивая от ее опрометчивого выдоха. Вздрагивая от ее выдоха, я выдыхаю сам, выдыхаю кофейный туман и безумных мышей, необъятный страх и его назойливую помощницу тревогу. Из тумана появляется скомканный телефонный разговор, нервный и дислексический разговор с таксистом, просьба отменить машину, а в ответ возмущение, в ответ недовольство – машина уже под окном; из тумана появляется изнасилованная паром душевая кабина: я варюсь в ней как пивные раки, как дышащий картошкой ребенок, но не я один – рядом со мной миловидная беловолосая юница, вода обнажает ее злобу, спрятанную под влюбленным взглядом, злобу и усталость.

Мы переплетаемся с ней телами под бледно-синими водостойкими лампами, под кипящей водой, и никто не думает о мыши, никто не прислушивается к фоновым шумам, ничего такого не было и в помине. Она развязывает узел наших тел, толкая меня в керамическую стенку, а акварельная кровь лениво катится из моего затылка, а неожиданная ежемесячная кровь лениво катится из ее розового нутра; грязная женская кровь напоминает ей, что человеческий узел непрочен и обманчив, напоминает ей о такси, об усталости и злобе. И она исчезает, оставляя меня наедине с бессонницей и тревогой, с кипящей водой и сакральной ночью.

Я очень боюсь мышей, но их острый как лезвие писк режет не так больно, как стамбульские дворы-лабиринты, их тянущиеся пожеванной резинкой хвосты не такие щекочущие, как укус белокурого вампира, их неуклюжие комки шерсти шпионят не так бесстыдно, как тревога, спрятанная в тумане. Но когда туман рассеивается, додушевая и последушевая жизни объединяются в одну, в бессонную и тягучую мышиную жизнь, где единственное объединяющее звено – миловидная беловолосая юница – снова становится всем, становится на место тумана, становится любовью и предательством, мимолетным чудом, притворяющимся вечностью, и разочарованием в нем.

Сюрреалистичное путешествие Ахилла по Атлантиде I

Аэропорт походил на декорации какой-то стерильной антиутопии. Пока он стряхивал с себя последние капли дождя, я стоял на автобусной платформе и наивно боролся с упрямым телефоном, который не ловил связь: перегружал, фигачил симку туда-обратно, изучал режимы и настройки, тщательно продуманные китайским гением. Но связь так и не появилась.

Платформа постепенно обрастала пассажирами. Многочисленные бабки, дедки, молодчики с крестьянским бицепсом и красавицы со столичными губами возмущались из-за опаздывающего автобуса. Главой этого недовольного восстания стала малорослая бабка с разноцветной шевелюрой в парадной, похожей на новогоднюю скатерть рубашке. Она стояла в авангарде толпы и громче всех негодовала. Кто-то из местных поведал мне, что континентальные операторы не поддерживают связь на острове. Внезапно для себя я оказался дикарем: без связи, без налички, в чужом тропическом мире.

Ржаво-голубой немецкий автобус-пенсионер пыхтя и кряхтя появился из-за здания аэропорта, доковылял до платформы и распахнул свои заветные врата. Толпа единым организмом побрела вперед. Бабка была здесь идеальным группенфюрером: она одновременно ругала водителя за задержку, умело руководила толпой и порицала младших солдат своего отряда репликами в духе: «куда ты лезешь, шакал?!». Водитель тем временем вышел на улицу, закурил жгучую самокрутку и смеялся над торопливым стадом туристов.

– Алло, вы шо ломитесь как тараканы? – кричал он характерным говором, лениво протягивая последние слоги. – Все уместятся, места в билетах прописаны!

Толпа устыдилась, а я подошел к водителю с просьбой высадить меня в Форельске. Он ответил, что остановит, если я напомню, после чего харчнул под ноги, бросил окурок и зашел в пассажирскую дверь. Я поднялся вслед за ним и сразу нашел свое место: на первом ряду справа, у окна. Окруженный, но не сломленный водитель принялся проверять билеты у пассажиров, протянувших к нему полтора десятка лавкрафтовских щупалец.

– Спокойнее! – кричал он, надрывая бумажки. – Спокойнее, говорю вам, успеете еще на море. Дождя больше не будет.

Среди потных торсов затесалась злобная бабка. Она точно жук пролезла к водиле со скомканным билетом и недовольно пробурчала:

– Непорядочно вы поступаете!

Водила опешившим гопником уставился на нее сверху-вниз.

– В каком это смысле?

– Я заняла очередь у входа за час до автобуса! За час, понимаете?! Чтобы первой зайти, занять место и вещи рядом сложить. А вы! Вы зачем заднюю дверь открыли? Молодежь вперед меня ломанулась… Это было очень непорядочно!

Водила выдохнул через плечо и вроде бы посмеялся.

– Непорядочно? – тихо переспросил он и резко повысил голос: – Щас я высажу вас всех, на хер, на улицу и уеду один – вот это будет непорядочно! Хотите мою порядочность проверить? Хотите, спрашиваю?!

Бабка что-то невнятное забурчала и махая лапками побрела к своему месту. Из толпы послышалось ироничное «не хотим!».

– То-то же, – смеясь, ответил водила.