Порабощенные. Сборник рассказов

Вскоре загромыхал туберкулезный мотор старых «жигулей». Черная четырехглазая «шестерка», покрывшаяся ржавыми морщинами, повсюду тащила за собой грязный выхлопной дым. Она, словно спасательная шлюпка, остановилась прямо у остановки. Протей с трудом открыл дверь и пригласил меня внутрь, после чего крепко обнял, пожал руку и поплыл по асфальтовой гористой реке. Я осмотрел салон: вместо задних сидений повсюду валялась одежда водителя, пол спрятался в сигаретных окурках, пропитавших своим запахом всю машину. Нуарный саксофон наигрывал из колонок джазовые вариации Стинга.

– Этот мудак высадил тебя не там! – резко крикнул Протей низким прокуренным басом. – Нужно было в самом Форельске – там тоже остановка есть, а он высадил за километр.

Протею было уже за пятьдесят, но язык не поворачивался назвать его стариком. Его серебряная щетина заканчивала превращение в бороду, а блестящая лысина пряталась под разноцветной растаманской кипой. Парой оставшихся зубов он крепко держал сигарету, а сильной волосатой рукой нервно переключал передачи. Машину то и дело трясло. Его рубашка, несмотря на погоду, была расстегнута и оголяла мохнатую грудь, а во взгляде кричала какая-то добрая, чуточку влюбленная, но все же дикая-дикая страсть.

– Темно было просто, – отвечал я. – Сам тупанул, не увидел.

– Да ла-а-адно! – Протей, прокашлявшись, засмеялся и похлопал меня по плечу. – Это местные придурки все через жопу делают! Ну а как ты хотел, в этом аду все только о своем очке и думают. К слову, об очке: ты как добрался, сильно устал? В туалет не хочешь?

– Нет, все в порядке. Приболел только чутка, но это акклиматизация. Скоро пройдет.

– Ох, дорогой ты мой, столько лет тебя не видел! Как же время бежит, мать его. Жаль отца твоего сейчас нет с нами: вот мы бы тебе показали, как умеем отрываться.

Я чувствовал в нем ту же энергию, ту же харизму, что и в водителе автобуса, и в таинственной пассажирке… Хотя нет, его энергия не отличалась по силе, но была иной по характеру. Очень похожей, но все же другой. Болезнь и усталость мешали мне ее понять, не давали разглядеть сущность отличия. Но это было неважно: мы заехали в уютный Форельск. Здесь не было бешеного ритма, кучи народу и бесконечных торгашей. Город стоял на склоне, из-за чего каждая его улочка была ниже предыдущей, а из окон домов открывался вид на соседские крыши. Яркие желтые фонари мешали городу полностью погрузиться в сон, но на улицах не было ни души. Крикливая шестерка Протея портила атмосферу европейского средневековья, резво виляя по спящим улочкам, пока не остановилась у одного из домов.

– Так, должен тебя предупредить, – начал Протей, заглушив мотор. – Моя возлюбленная, у которой я жил, обиделась на меня: пока она была на работе, я культурно проводил выходной в компании нашей соседки, и в самый неподходящий момент моя дама вернулась домой. Было, конечно, неловко – она себе понакручивала всякого – как будто мы не могли лежать под одеялком просто так, без всяких подтекстов. Испорченная женщина, что с нее взять! В общем, домой она меня теперь не пускает, и ночевать нам с тобой придется в сарае.

Протей пожал плечами и пригласил меня во двор. После всех гигиенических процедур мы спрятались от дождя в беседке под бумажным навесом. Опустилась глубокая ночь, когда заботливый гостеприимец накормил меня размякшими мантами, напоил приторным домашним вином и поведывал о своей веселой жизни: в последние годы он выживает в атлантидских городках, разочаровавшись в остальном мире, и не позволяет себе зачахнуть на одной работе, в одном доме и с одной женщиной. Я бы без проблем слушал его рассказы всю ночь, но температура с усталостью атаковали меня с двух сторон, поэтому вскоре, когда бутылка закончилась, я тактично отпросился в кровать.

– У вас случаем нет жаропонижающего? – спросил я перед уходом.

Опьяневший Протей мотнул головой.

– Может, тут рядом аптеки есть?

– Не-а. Городок маленький, на него всего одна аптека. И та давно закрылась – время-то ночь уже.