Просто прекрасно. Я передислоцировался в маленький деревянный сарай, оккупированный пыльными полками со старыми инструментами. Под одной из них, прямо на земле лежал дырявый, пожеванный жуками матрас. Я упал на него как в королевское ложе. В маленькое окошко над головой стучался скучающий дождь, но мне было слишком мокро и без него: пот стекал литрами. Безжалостный жар обнимал меня изо всех сил, терся об мурашечное тело с головы до ног, сдавливал виски двумя раскаленными утюгами. Жар был безумным маньяком, кровожадным Чикатило. Он наслаждался моими страданиями. Смаковал их, облизываясь. Гром бесстыдно аккомпанировал ему над сараем. Я залипал и пробуждался, не понимая, сколько времени проспал: несколько секунд или несколько часов. В какой-то момент эта нещадная пытка растворила меня между двух состояний, между сном и явью. Я открыл глаза и увидел возле двери толстого рыжего кота. Хитрые глаза-фонари намекали, что этот кот был знаком. На его морде не было улыбки, но он был тем самым уроженцем графства Чешир, который встречает заплутавших путников в Вандерленде.
Я встал с матраса и отворил дверь сарая. Кот тут же выбежал на улицу и растворился в ночи. Дождь наконец закончился, но его место занял туман. Скоро начнет светать. Я прошел через двор, нигде не встретив Протея, и вышел на спящую улицу Форельска, спрятавшуюся в тумане. Яркие фонари одновременно были целью и чекпоинтом: я двигался от одного к другому, не видя ничего, кроме них. Крутая улица спускалась куда-то вниз. Чтобы не упасть, я придерживался за холодные каменные стены домов. Жар остался в сарае, зато его напарник озноб обдувал меня леденящим кондиционером. Я сжимался испуганным ежиком, натирал плечи ладонями, но брел куда-то дальше. Брел и брел, видя только опускающуюся мощеную дорогу, черно-серый воздух и желтый свет. Брел и брел, больше не упираясь в столетние каменные домища – они куда-то исчезли. Брел и брел, слыша над головой проплывающих по небу рыб и медуз.
Я так и брел бы дальше, но что-то больно укололо меня в задницу. Позади, в полутора метрах над землей висел огромный сарган: длиннющая рыбина с крылатым виляющим хвостом и острой игольчатой пастью, длиной с пехотинскую алебарду. Изумрудная чешуя ярко светилась, а из пасти торчали толстые черные поводья, которые крепко держал оседлавший его наездник.
– Ты чего тут бродишь один? – послышался знакомый женский голос.
Я зашел рыбине за бок и, прогоняя туман руками, увидел на ней псевдорусалку из автобуса. Сейчас она была бодрой и сухой, с офицерской осанкой и менторской ухмылкой. Она видела во мне нелепого беженца, пересекающего берлинскую стену глубокой ночью.
– Мне… очень плохо… – нелепо оправдывался я. – Аптеку ищу…
Девушка натянула поводья, и ее верный сарган опустил свое скользкое тело.
– Залазь, подвезу! – приказала она.
Я с трудом забрался на рыбину позади нее и схватил наездницу за талию.
– А ты что здесь делаешь?
– Патрулирую, ты что, не видишь? – Она бесстыдно посмеивалась надо мной. – Так и знала, что ты тут заблудишься: попросила поставить мне смену в Форельске.
Ее сильные руки натянули поводья, после чего изумрудный сарган поднялся высоко над землей и, извиваясь, полетел по улицам. Я всем телом прижался к загадочной наезднице. Зад скользил по влажной рыбьей спине, а на поворотах резко клонило в стороны.
– Да я не заблудился. – Скорость заглушала мой голос. – Просто уснуть не мог из-за температуры, вот и решил аптеку поискать… А что ты патрулируешь?
– Медуз видишь? – Я огляделся по сторонам: мимо пролетали голубоватые морские твари. – Браконьеры с материка ловят их и увозят отсюда. А это категорически запрещено!
– Что в них такого особенного?
– А вот это уже секрет!
Я замолчал. Казалось, моя общительность убивала этот покой, нарушала какие-то неизвестные мне законы. Рыба тащила нас по вязкому туману, опускаясь все ниже и ниже. Она облетала медленных черепах и закрытые ларьки, долго колесила по мраморной набережной. Оставив позади все рукотворное, мы причалили к тихому дикому побережью. Моя спасительница высадила меня на жесткую гальку и пожала мне руку.
– Нужна будет помощь – зови! – крикнула она напоследок и тут же скрылась в ночи, оставив эхом только свой пронзительный смех.
Передо мной, впервые за все это время, рядом оказалось море. Оно нежно поглаживало замерзшую гальку, оставляя молочную пену повсюду, где соприкасалось с твердой стихией. Где-то вдалеке береговую полосу покидали морские жители: они с разгона ныряли в черную пучину, к себе домой, как вернувшиеся с вахты газовики. Соленые подлунные волны изредка покушались на вездесущее спокойствие, хотя у них не было полномочий его нарушать. Я погладил воду ладонью и тут же покрылся мурашками. Ее холодная соль не вылечит мою болезнь.
Рядом со мной был короткий деревянный причал, а перед ним из ниоткуда выросла охранная будка. В ней сидел дядя-охранник: тридцатилетний ПТУшник в камуфляжной робе с солдатской стрижкой. Он записывал что-то в тетрадь, пока я не отвлек его, постучав в окошко.
– Извините, вы не знаете, где поблизости аптека?