Порабощенные. Сборник рассказов

Руки нырнули в голодные карманы комбинезона, но искомую бумажку проглотила противная черепаха.

– Потеряла! – взвизгнула А. – Если ничего не путаю, звонили из какого-то института. Вы – институт? Если нет, то где мне его найти?

– За моей спиной.

А. сжала зубы, точно маленький злобный фашист.

– Обязательно смеяться надо мной?

Е., нелепо улыбаясь, пожал плечами. А. спросила:

– Это вы вызывали клининг? – Он кивнул. – Тогда чего мы ждем?

– Ничего. Лишь настраиваемся на нужный лад. – А. вопросительно нахмурила брови. – Без правильного настроя внутри делать нечего. Космонавта не пустят в небеса без тщательной подготовки, а тебе трудно подождать пару минут?

– Но ведь мы не космонавты. По крайней мере я. У меня работа простая.

Е. закатил глаза.

– Ладно, пошли.

Проклятая дверь пустила их внутрь и захлопнула пасть. Они очутились в темном бетонном дворце скучных научных королей. Длинный кишкообразный коридор, покрытый плешивым линолеумом, зазывал в пустующие кабинеты-лаборатории. Проходя по сырой кишке А. заныривала в распахнутые двери полуленивым любопытством. Зеленые древние парты хулиганисто разбежались по углам, где-то переворачиваясь вверх ногами, где-то забравшись друг на друга. Вялый ветерок залетал сквозь разбитые окна, их стекла минами разлеглись по всему помещению. Разрисованные баллонами стены болезненно кашляли штукатуркой.

– В старом научно-исследовательском институте давно исчерпалась жизнь, – говорил Е. голосом заядлого экскурсовода, знакомя ее со своими землями.

А. грустно вздохнула, предвкушая груду тяжелой работы.

– Это место кажется заброшенным, – сказала она.

– Пока здесь я, оно только кажется таким.

Он пригласил ее в химический кабинет, в котором после забористой пьянки отсыпались разбитые колбы и реторты, разбросанные ватки и дистилляторы. Забравшись на расписанную двоечниками парту, Е. усадил А. напротив.

– О чем бишь я? Ах да, об исчерпанной жизни. Не совсем правильно было с этого начинать. Жизнь здесь исчерпалась слишком давно, еще когда старцы в халатах вовсю напрягали извилины в этих кабинетах. Уже тогда о какой бы то ни было жизни смешно было вспоминать в этих стенах… Наука важнее жизни, живее жизни! Здесь руководила вечность: монотонная, упрямая и необщительная. А если бы на этих одинаковых улицах, как и ты, заблудился бы какой-то наивный романтик и заглянул бы сюда с вопросом: «Извините, а не подскажете, где я могу найти жизнь?», на него бы взглянули как на идиота и снобистски пожали плечами. Так что да, жизнь никогда не была здесь необходимым элементом.

А. завороженно слушала его, разглядывая разбросанные ошметки безжизненной жизни.

– А что же было необходимым?

– Тогда еще ничего. Необходимое понадобилось, когда унылые халаты поисчезали отсюда. Понимаешь, когда чувствуешь себя хорошо, здоровье не кажется такой уж великой ценностью. Когда ты имеешь необходимое, оно мнится чем-то само собой разумеющимся… Но, как писал один любопытный мыслитель, покой после зла превращается в благо, а после блага… – Он опустошенно вздохнул. – В зло.

А. водила пальцем по вмятинам в парте, расписанным матерными словами и экстремистскими символами.

– Когда в старом научно-исследовательском институте вовсю кипела работа, никто не задумывался, насколько здесь важен прогресс. Нет, не прогресс – лишь его идея, потребность в нем. Развитие, познание и ответы были невидимой целью с самого открытия этого здания. Но когда бородатые крысы в белых халатах сбежали с тонущего корабля, эта тайная цель начала медленно выдыхаться. А без нее нет ни института, ни науки, ни вечности. Без нее все медленно рушится и погибает.

А. слезла с парты и принялась исследовать погибающий корабль, слушая грустную лекцию своего неожиданного преподавателя. Она подходила к забитым досками дверям и пропитанным старостью шкафам. Они устало скрипели, выдыхая пыль, когда она открывала их стеклянные врата и вглядывалась в толстые переплеты никому не нужных манускриптов.

– Тогда что вы здесь делаете? Почему вы не ушли вместе с остальными, позволив умирающему организму спокойно отдать душу?

– Я последний паломник нашей сложной религии. Пусть наивно и самонадеянно, но я верю, что божественное просветление откроется, лишь когда все святыни будут посещены. Верю, что тогда все можно будет спасти.

Е. вышел из кабинета и позвал ее за собой. Коридорная кишка вновь повела их по залам заброшенного института. Минуя замшелые бумагами лаборатории и утонувшие в одиночестве кабинеты, они приплыли в конечное помещение, спрятанное под пугающей железной лестницей. Помещение, переполненное доисторическими компьютерами с толстыми мониторами и кирпичными системными блоками. Старые экраны разбились, а кнопки на клавиатурах срослись воедино, склеенные пыльным временем. Е. бродил промеж компьютерных рядов, роняя ладони на клавиатуры, но ни одна из машин не ответила на его легкомысленные прикосновения. Уснувшие без электричества, погибшие без опеки – все они давно превратились в памятники.

– И как много святынь вам осталось?