Порабощенные. Сборник рассказов

– Всего одна! Самая главная, самая прекрасная и самая дремучая. Чтобы добраться до нее, стойкий паломник должен преодолеть труднопроходимые болота, высоченные горы и бурные моря. Мало кому удавалось достичь ее… Да что там, вообще никому! И я могу с гордостью похвастаться, что подобрался к ней ближе всех остальных. Никому до меня это не удавалось! Наверное, поэтому все они отчаялись, струсили и сбежали.

А. боязливо тронула выключатель света, но оттуда выпрыгнула лишь резвая капля тока, вредно шикнув и исчезнув в небытии.

– Электропитание не работает. – Он улыбнулся, уловив ее наивный испуг. – Оно подается только в мой кабинет, остальной комплекс не получает никакой энергии: ни электричества, ни тепла, ни воды. Поэтому я и сказал по телефону, чтобы ты оделась теплее.

– Видимо, мне забыли передать. – Пар убегал из нее вместе со словами, а комбинезон даже не пытался согреть. – Почему нельзя работать здесь днем?

– Днем я живу другой жизнью. В институте некому мне платить, а чтобы продолжать исследования, нужно быть сытым и здоровым. Вспоминаются идиотские истории про супергероев, вот только Кларк Кент снимает очки, а я их, наоборот, надеваю.

– Я имела в виду, почему меня нельзя было вызвать днем?

– Ах, да потому что кто-то должен тебе объяснить, в чем заключается твоя работа.

– Можно просто передать по телефону, где необходима уборка. Вы думаете, я не справлюсь без ваших подсказок?

– Уборка? – Его хмурое непонимание смягчалось ухмылкой. – Нет, тебе не нужно убираться. Пожалуй, этот заказ покажется тебе чуть-чуть более необычным, чем все прежние.

Е. вышел из компьютерного кабинета и поднялся по лестнице, не позволив ей задать вопрос. Возмущенная А. поплелась за ним, гулко стуча подошвами по тяжелым пупырчатым ступеням. Сверху доносились грузные удары брутальных барабанов, им подпевали скрипучие нотки футуристического синтезатора и перкуссионное кваканье ржавых заводских труб.

Второй этаж отличался от первого чуть более настойчивым ветром и чуть менее разбитыми окнами. Могильный мрак отступал в далеком конце коридора благодаря теплому свету, настойчиво вытекающему из открытой двери кабинета. Свет дразнившим фонариком озарял стену напротив себя и забинтованное скотчем окно. Двое слепых путешественников поплелись к нему. Мелодия кибернетического пролетарского оркестра становилась громче с каждым шагом.

– Хотя, наверное, эту работу тоже можно назвать уборкой, разве что пыль будет куда более въевшейся.

– Я вас не понимаю.

– Мое паломничество подходит к концу, но добраться до главной святыни в одиночку невозможно. Поэтому ты и очутилась здесь этой ночью.

– Да, но… Мне до сих пор ничего непонятно.

Е. отчаянно вздохнул.

– Всему свое время.

Когда они добрались до кабинета, их облило батарейным теплом единственной живой комнаты на этой мертвой бетонной планете. Поверх монументальной мелодии внезапно разразился вокал. Из динамиков старого магнитофона звонкий мужской голос почти речитативом произнес:

Порабощенные трудом

Мы греем руки

Мы греем руки

Мы греем руки

Трижды повторяющаяся строка эхом исчезла, вернув главную роль мускулистым ударным. Е. по-джентельменски пригласил А. в кабинет, пока безрадостный солист продолжал свою монотонную мантру:

Считаем бережно потом

Удары сердца

Удары сердца

Удары сердца

Пробираясь сквозь затор рабочего мусора, Е. нашел свой старенький магнитофон и убавил громкость, но исполнитель все же успел допеть поражающий в своем молебном отчаянии припев:

Но наши руки не знают ветра!

Но наше сердце не ищет боли!

Е. включил спрятавшийся где-то чайник и искал на полках чайные пакетики. А. уставшим бедуином изучала его уютный оазис. Маленькая комната, некогда принадлежавшая секретарю, сейчас превратилась в лабиринт из расставленных буквами «Т» столов, будто безумный дизайнер-логопед выразил здесь свои больные фантазии. Пыльные горы книг, бумаг и инструментов поднимали лабиринты столов до потолка.

На табурете в углу торопливо закипал треснутый электрический чайник. Убегающая из пластмассовой бани вода стремительно текла по основанию сосуда, опускалась на несчастную табуретку и громко падала на пол. Пока А. вытирала кипяченое озерцо, Е. перепрыгнул через нее и вылил содержимое чайника в суровый граненый стакан. Жестоко задушенный чайный пакетик отправился в мусорное ведро, а крепкое чаеподобное нечто согрело засыпающую А.

– Вы так и не объяснили, что вам от меня нужно, – говорила она, обняв ладонями грани стекла.

Е. ходил между столов, обводя невидимым контуром бессчетные «Т».

– Скажи, ты ведь слышала про дракона? – спросил он, остановившись у самой большой груды бумаг.

– Дракона?

– Да. Бабушкину сказку, миф из книжки, лекцию по истории. Неважно.

– Ах, да. Конечно, слышала.

– Что ты об этом помнишь?

А. стыдливо уронила взгляд в стакан.

– Честно говоря, уже почти ничего. Был дракон, которого все любили. Потом его все разлюбили, и он скоропостижно помер. Как-то так.