Порог греха

Детдомовские «курицы» после столкновений с Филиппом грозились жаловаться заведующему Чурилову, но обращались почему-то к тёте Поле.

…Павлинка пришла посмотреть на то, как устроился брат на новом месте. Поставила на тумбочку стеклянную баночку с букетиком подснежников. Они только-только заголубели на пригорке за забором детского дома. Павлинка заприметила с высокого крыльца изолятора. Выпросилась на несколько минут выйти за ворота.

– Это ты, девонька, хорошо придумала, – похвалила тётя Поля, – всем бы так надо. Культура как никак. Да надолго ли? Филька появится – мигом эти ургуйки раздербанит.

– А мы не позволим.

«Да что же вы можете сделать, милые вы мои воробышки, против коршуна, – не без боли в сердце подумала тётя Поля. – Хорохорятся не знаючи». – Это правильно. В обиду себя не давайте. Ну если что… Мне говорите.

Ребята старшей группы учились во вторую смену. Возвратились в детский дом только вечером. Второй этаж зазвенел голосами, топотом ног, грохотом передвигаемых табуреток.

В числе первых появился и Филька Жмыхов. Бросил на кровать брезентовую сумку с книгами. Алесь стоял у тумбочки. Филька был на голову выше его.

Приглаживая ежик густых русых волос, оценочно проколол Алеся быстрым взглядом гвоздистых серых глаз.

– Ну здорово что-ли. С прибытием.

– Здравствуйте. Спасибо.

«Вежливый какой, маменькин сынок».

– Я, Филипп Жмыхов… Между нами просто Филя. Чуть дрогнули насмешливые губы Алеся: «Простофиля. Вот тебе и кличка». Он ждал, что Филька протянет руку. Как никак заговорил первым – положение обязывает. Но Филька и не думал этого делать. Он плюхнулся спиной на кровать, сладко потянулся, довольный собой и окружающим миром.

– А тебя как дразнят?

– Моё имя Алесь… Алесь Штефлов.

– Имя-то какое-то девчоночье, – фыркнул Филька, – ты, видать, нерусский?

– Не совсем. – Случалось Алесь объяснял происхождение и имени, и фамилии. Но тут решил воздержаться.

– Я белорусский.

– Как? Как? – прищурился Филька, соображая. А! А! Из Белоруссии, значит. Это хорошо. Это всё равно что русский… Не фриц, не чучмек, не чурка. Ладно, это потом. А счас слушай сюда.

Филька заложил руки за голову.

– До тебя здесь спал Валерка-заморыш. Он был моим ординарцем. Знашь, кто такой ординарец?

Алесь где-то слышал. Кажется, в фильме «Чапаев», у Чапаева ординарцем был Петька, который выполнял поручения командира. Понятная обязанность. Но на всякий случай Алесь ответил «не знаю».

– Слушай сюда, – начал поучать Филька, – ординарец – это такое лицо при командире. Он чистит ему одёжу, обутки. Заправляет койку. Ходит в столовку за шамовкой. Ну, в общем, делает всё по нужде командира. Я назначаю тебя ординарцем!

– А вы что-ли командир?

В голосе Алеся Филька уловил прыгающую смешинку.

– Кто я – тебе разобъяснят наши пацаны, – сказал тоном, который давал понять высоту его положения в детском доме и отсекал желания хорохориться: ты человек новенький, маленький и имеешь только одно право угождать всем и прежде всего ему – Фильке.

К разговору уже прислушивались притихшие ближние и дальние соседи по кроватям. Назревал спектакль. Филька был изобретательным постановщиком. С Валеркой-заморышем такое вытворял… Может Валерка от этого и деранул в бега. Не из детдома. От Фильки.

Внутренне напрягаясь, Алесь сел на свою кровать, – стойка на ногах уже показывала какую-то подчиненность. Филька словно этого и ждал. Его ноги в грязных ботинках моментом оказались на коленях Алеся.

– Давай-ка, брат ординарец, снимай мои копыта. Это на первый раз для знакомства.

Филька сделал сердитую повелевающую гримасу.

Алесь спиной видел, как на цыпочках подшагивают к нему обитатели комнаты – полюбоваться его унижением. Поддайся Фильке и каждый из них станет помыкателем, даже самый тщедушный, но окрыляемый всеобщим мальчишеским презрением. «Если тебе не хватает силы победить, то пусть достанет воли не покориться», – так учил дядя Карел.

Резким движением Алесь сбросил тяжелые ноги Фильки со своих колен и встал.

– Ухаживать за собой вы будете сами. Снимать обувь. Заправлять кровать. И выполнять другие потребности личного туалета. Если вам необходима помощь, то попросите о ней.

Такой взрослой, а главное – правильной речи от какого-то пацана Филька никогда не слышал, и более того – не ожидал отказа. И не знал, какими словами ответными пришибить его. Жгли язык только матерные. Так почему-то бывает всегда, когда разгорается злоба. Именно не привычные пацанские выражения, а фразы, которыми в книгах и кино говорят культурные люди, и раздразнили Фильку. «Воспитанный…Цветочки на тумбу пристроил. В санаторий приехал». Он резко вскочил, обеими руками сгрёб Алеся за воротник рубашки, с намерением потрясти, показать, кто тут хозяин положения.

– Ты-ы-ы шкет!