Портрет Дориана Грея

Lying back in the hansom, with his hat pulled over his forehead, Dorian Gray watched with listless eyes the sordid shame of the great city, and now and then he repeated to himself the words that Lord Henry had said to him on the first day they had met,	Полулежа в кебе и низко надвинув на лоб шляпу, Дориан Грей равнодушно наблюдал отвратительную изнанку жизни большого города и время от времени повторял про себя слова, сказанные ему лордом Генри в первый день их знакомства:
"To cure the soul by means of the senses, and the senses by means of the soul."	"Лечите душу ощущениями, а ощущения пусть лечит душа".
Yes, that was the secret.	Да, в этом весь секрет!
He had often tried it, and would try it again now.	Он, Дориан, часто старался это делать, будет стараться и впредь.
There were opium-dens, where one could buy oblivion, dens of horror where the memory of old sins could be destroyed by the madness of sins that were new.	Есть притоны для курильщиков опиума, где можно купить забвение. Есть ужасные вертепы, где память о старых грехах можно утопить в безумии новых.
The moon hung low in the sky like a yellow skull.	Луна, низко висевшая в небе, была похожа на желтый череп.
From time to time a huge misshapen cloud stretched a long arm across and hid it.	Порой большущая безобразная туча протягивала длинные щупальца и закрывала ее.
The gas-lamps grew fewer, and the streets more narrow and gloomy.	Все реже встречались фонари, и улицы, которыми проезжал теперь кеб, становились все более узкими и мрачными.
Once the man lost his way, and had to drive back half a mile.	Кучер даже раз сбился с дороги, и пришлось ехать обратно с полмили.
A steam rose from the horse as it splashed up the puddles.	Лошадь уморилась, шлепая по лужам, от нее валил пар.
The side-windows of the hansom were clogged with a grey-flannel mist.	Боковые стекла кеба были снаружи плотно укрыты серой фланелью тумана.
"To cure the soul by means of the senses, and the senses by means of the soul!"	"Лечите душу ощущениями, а ощущения пусть лечит душа".
How the words rang in his ears!	Как настойчиво звучали эти слова в ушах Дориана.
His soul, certainly, was sick to death.	Да, душа его больна смертельно.
Was it true that the senses could cure it?	Но вправду ли ощущения могут исцелить ее?
Innocent blood had been spilt.	Ведь он пролил невинную кровь.
What could atone for that?	Чем можно это искупить?
Ah! for that there was no atonement; but though forgiveness was impossible, forgetfulness was possible still, and he was determined to forget, to stamp the thing out, to crush it as one would crush the adder that had stung one.	Нет, этому нет прощения!.. Ну что ж, если нельзя себе этого простить, так можно забыть. И Дориан твердо решил забыть, вычеркнуть все из памяти, убить прошлое, как убивают гадюку, ужалившую человека.
Indeed, what right had Basil to have spoken to him as he had done?	В самом деле, какое право имел Бэзил говорить с ним так?
Who had made him a Judge over others?	Кто его поставил судьей над другими людьми?