Портрет Дориана Грея

It is said that passion makes one think in a circle.	Г оворят, у человека, одержимого страстью, мысли вращаются в замкнутом кругу.
Certainly with hideous iteration the bitten lips of Dorian Gray shaped and reshaped those subtle words that dealt with soul and sense, till he had found in them the full expression, as it were, of his mood, and justified, by intellectual approval, passions that without such justification would still have dominated his temper.	Действительно, искусанные губы Дориана Грея с утомительной настойчивостью повторяли и повторяли все ту же коварную фразу о душе и ощущениях, пока он не внушил себе, что она полностью выражает его настроение и оправдывает страсти, которые, впрочем, и без этого оправдания все равно владели бы им.
From cell to cell of his brain crept the one thought; and the wild desire to live, most terrible of all man's appetites, quickened into force each trembling nerve and fibre.	Одна мысль заполонила его мозг, клетку за клеткой, и неистовая жажда жизни, самый страшный из человеческих аппетитов, напрягала, заставляя трепетать каждый нерв, каждый фибр его тела.
Ugliness that had once been hateful to him because it made things real, became dear to him now for that very reason.	Уродства жизни, когда-то ненавистные ему, потому что возвращали к действительности, теперь по той же причине стали ему дороги.
Ugliness was the one reality.	Да, безобразие жизни стало единственной реальностью.
The coarse brawl, the loathsome den, the crude violence of disordered life, the very vileness of thief and outcast, were more vivid, in their intense actuality of impression, than all the gracious shapes of Art, the dreamy shadows of Song.	Грубые ссоры и драки, грязные притоны, бесшабашный разгул, низость воров и подонков общества поражали его воображение сильнее, чем прекрасные творения Искусства и грезы, навеваемые Песней.
They were what he needed for forgetfulness.	Они были ему нужны, потому что давали забвение.
In three days he would be free.	Он говорил себе, что через три дня отделается от воспоминаний.
Suddenly the man drew up with a jerk at the top of a dark lane.	Вдруг кучер рывком остановил кеб у темного переулка.
Over the low roofs and jagged chimney stacks of the houses rose the black masts of ships.	За крышами и ветхими дымовыми трубами невысоких домов виднелись черные мачты кораблей.
Wreaths of white mist clung like ghostly sails to the yards.	Клубы белого тумана, похожие на призрачные паруса, льнули к их реям.
"Somewhere about here, sir, ain't it?" he asked huskily through the trap.	-- Это где-то здесь, сэр? -- хрипло спросил кучер через стекло.
Dorian started, and peered round.	Дориан встрепенулся и окинул улицу взглядом.
"This will do," he answered, and, having got out hastily, and given the driver the extra fare he had promised him, he walked quickly in the direction of the quay.	-- Да, здесь, -- ответил он и, поспешно выйдя из кеба, дал кучеру обещанный второй соверен, затем быстро зашагал по направлению к набережной.
Here and there a lantern gleamed at the stern of some huge merchantman.	Коегде на больших торговых судах горели фонари.
The light shook and splintered in the puddles.	Свет их мерцал и дробился в лужах.