Портрет Дориана Грея

Half the charm of the little village where he had been so often lately was that no one knew who he was.	И главная прелесть жизни в деревне, куда он в последнее время так часто ездил, была именно в том, что там его никто не знал.
He had often told the girl whom he had lured to love him that he was poor, and she had believed him.	Девушке, которая его полюбила, он говорил, что он бедняк, и она ему верила.
He had told her once that he was wicked, and she had laughed at him, and answered that wicked people were always very old and very ugly.	Раз он ей сказал, что в прошлом вел развратную жизнь, а она засмеялась и возразила, что развратные люди всегда бывают старые и безобразные.
What a laugh she had!-just like a thrush singing.	Какой У нее смех -- совсем как пение дрозда!
And how pretty she had been in her cotton dresses and her large hats!	И как она прелестна в своем ситцевом платьице и широкополой шляпе!
She knew nothing, but she had everything that he had lost.	Она, простая, невежественная девушка, обладает всем тем, что он утратил.
When he reached home, he found his servant waiting up for him. He sent him to bed, and threw himself down on the sofa in the library, and began to think over some of the things that Lord Henry had said to him.	Придя домой, Дориан отослал спать лакея, который пе ложился, дожидаясь его. Потом вошел в библиотеку и лег на диван. Он думал о том, что ему сегодня говорил лорд Генри.
Was it really true that one could never change?	Неужели правда, что человек при всем желании не может измениться?
He felt a wild longing for the unstained purity of his boyhood-his rose-white boyhood, as Lord Henry had once called it.	Дориан испытывал в эти минуты страстную тоску по незапятнанной чистоте своей юности, "белорозовой юности", как назвал ее однажды лорд Генри.
He knew that he had tarnished himself, filled his mind with corruption, and given horror to his fancy; that he had been an evil influence to others, and had experienced a terrible joy in being so; and that, of the lives that had crossed his own, it had been the fairest and the most full of promise that he had brought to shame.	Он сознавал, что загрязнил ее, растлил свою душу, дал отвратительную пищу воображению, что его влияние было гибельно для других, и это доставляло ему жестокое удовольствие. Из всех жизней, скрестившихся с его собственной, его жизнь была самая чистая и так много обещала -- а он запятнал ее.
But was it all irretrievable?	Но неужели все это непоправимо?
Was there no hope for him?	Неужели для него нет надежды?
Ah! in what a monstrous moment of pride and passion he had prayed that the portrait should bear the burden of his days, and he keep the unsullied splendour of eternal youth!	О, зачем в роковую минуту гордыни и возмущения он молил небеса, чтобы портрет нес бремя его дней, а сам он сохранил неприкосновенным весь блеск вечной молодости!
All his failure had been due to that.	В ту минуту он погубил свою жизнь.
Better for him that each sin of his life had brought its sure, swift penalty along with it.	Лучше было бы, если бы всякое прегрешение влекло за собой верное и скорое наказание.
There was purification in punishment.	В каре -- очищение.
Not "Forgive us our sins," but "Smite us for our iniquities" should be the prayer of a man to a most just God.	Не "Прости нам грехи наши", а "Покарай нас за беззакония наши"вот какой должна быть молитва человека справедливейшему богу.