Портрет леди

Джилберт Озмонд посетил мадам Мерль, и она представила его нашей молодой леди, все время визита просидевшей в другом конце комнаты. Изабелла почти не принимала участия в разговоре и даже не всегда отвечала улыбкой, когда другие поворачивались к ней, пытаясь вовлечь в него, а сидела, словно ей было предложено беспристрастно оценить их блестящую беседу. Миссис Тачетт отсутствовала, и собеседники вели оживленный диалог. Они говорили очень интересно, и беседа их увлекла девушку – ей казалось, что перед ней разыгрывают пьесу. Мадам Мерль постоянно обращалась к Изабелле, словно ожидая от нее реплики; но та ничего не отвечала, и мадам Мерль хорошо понимала, что это заставит Озмонда думать, что перед ним – одно из тех скучных созданий, общение с которыми казалось ему таким утомительным. И что еще хуже, Изабелла понимала, что мадам Мерль представила ее Озмонду как особу того же уровня, что и он, и таким образом ввела его в заблуждение. Но это не имело никакого значения: даже если бы от этого многое зависело, Изабелла все равно не могла бы заставить себя блеснуть. Что-то было в мистере Озмонде, что сковало девушку – ей казалось более важным получить впечатление, чем произвести его самой. Кроме того, Изабелла еще не овладела искусством производить на людей впечатление, когда этого от нее ждали, – ей нравилось восхищать людей, но не желала делать это «по заказу». Мистер Озмонд, нужно отдать ему должное, вел себя как хорошо воспитанный человек, который ни от кого ничего не ждет, не выпячиваетсебя, говорит остроумно, но просто, тщательно продумывая свои высказывания. Изабелла, однако, заметила, что когда за ним не наблюдали, он мог выказать некоторую чувствительность; и лицо его, и посадка головы выдавали скорее натуру нервическую. Он был не красив, но аристократичен – словно один из портретов в длинной галерее над мостом в музее Уффици[46]. Озмонд производил впечатление необыкновенно утонченного человека – даже голос его обладал изысканным тембром. Это тоже сыграло свою роль в том, что Изабелле не хотелось вступать в беседу – чтобы не разрушить очарования. Ей казалось, его голос издавал звуки, подобные звону встретившихся тонких хрустальных фужеров, а коснись она их пальцем – испортила бы музыку.

Перед уходом Озмонд обратился к ней:

– Мадам Мерль обещает заглянуть на следующей неделе в мою обитель на холме и выпить чаю в саду. Мне было бы очень приятно, если бы вы нашли время сопровождать ее. У меня очень красиво – из сада открывается превосходный вид. И моя дочь тоже будет рада… или, точнее, поскольку она еще недостаточно взрослая, чтобы испытывать сильные переживания, я был бы рад… рад безгранично… – Мистер Озмонд слегка запнулся и помолчал в некотором смущении. – Я был бы счастлив, если бы вы познакомились с моей дочерью.

Изабелла ответила, что с радостью познакомится с мисс Озмонд, и, если мадам Мерль возьмет ее с собой и покажет ей холмы, она будет ей очень благодарна. С этим заверением гость и ушел. Изабелла приготовилась выслушать упреки за свое глупое поведение, но, к ее удивлению, мадам Мерль, которая никогда не совершала того, чего от нее ждали, сказала ей:

– Вы были очаровательны, дорогая. Прекрасно держались. Вы никогда не доставляете разочарований.

Если бы мадам Мерль упрекнула Изабеллу, это, возможно, вызвало бы у той раздражение, но, скорее, она бы сочла упреки справедливыми, но эти слова, которые произнесласейчас мадам Мерль, почему-то заставили девушку впервые испытать к ней некоторую неприязнь.

– Это вовсе не входило в мои намерения, – холодно ответила Изабелла. – Насколько мне известно, я абсолютно не обязана очаровывать мистера Озмонда.

Мадам Мерль вспыхнула; но, как мы знаем, отступать было не в ее правилах.

– Мое милое дитя, я вовсе не о нем, бедняге, говорила, а о вас. Конечно, какое имеет значение, понравились вы ему или нет! Но мне показалось – он вам понравился.

– Да, – честно призналась Изабелла. – Но это тоже не имеет никакого значения.

– Все, что касается вас, имеет для меня значение, – ответила мадам Мерль с видом благородного великодушия, – особенно когда это одновременно касается и старого друга.

Какими бы ни были обязательства Изабеллы перед мистером Озмондом, нужно заметить, что девушка нашла их достаточными, чтобы отправиться к Ральфу и задать ему несколько вопросов об этом джентльмене. Суждения Ральфа обычно грешили некоторым цинизмом, но она льстила себя надеждой, что научилась вносить в них необходимые поправки.