Критические высказывания иностранцев о невежестве и безразличии португальцев зачастую были поверхностны. Но и многие здравомыслящие иностранцы, хорошо знавшие страну и народ, придерживались тех же взглядов. Фрэнсис Перри, английский посол в Лиссабоне в 1670 г., как-то заметил, что «народ в такой степени нелюбознателен, что ни один человек не знает больше того, что ему просто положено знать». Более чем столетие спустя Жаком Раттон писал: «География, так широко представленная Камоэнсом в его эпической поэме, находится в таком пренебрежении в наши дни, что, когда я попытался купить карты у продавцов книг и типографов, все они отвечали, что карт у них нет. Они объясняли это тем, что на них почти нет покупателей, и потому они заказывают их в небольшом количестве, в зависимости от срока их реализации в своих лавках».
Адолфу Куэлью (1847–1919), первый известный португальский филолог, утверждал, что научные исследования и интерес, к ним проявляемый, – явления более поздние в истории португальского общества в сравнении с другими странами. Не составит труда привести достаточно доказательств в поддержку утверждения Мэри Брайерли, что «подавляющее большинство людей были не склонны к независимому мышлению, и, лишь за отдельными исключениями, они не только проявляли нежелание заниматься умственной деятельностью, но и не стремились разобраться в том, что они узнали».
Некоторые критические замечания иностранцев вполне могли быть отнесены, хотя бы и частично, к соотечественникам этих критиков. Обычный английский мелкопоместный дворянин XVII в., благородного происхождения, но не обязательно хорошо воспитанный, больше интересовался лошадьми и псовой охотой (имея также пристрастие к бутылке), чем какими-то книгами и манускриптами. Несомненно, по своему положению он считал себя неизмеримо выше преподавателя Оксфорда, не говоря уже о приходском священнике. Подобным образом подавляющее большинство европейцев, которые уезжали в колонии, пополняя население поселений, факторий и фортов, имели одну цель – улучшить свое материальное положение – и уж совсем не собирались писать книги, которые расширили бы горизонты познания. Тем не менее, согласно пословице о бревне в собственном глазу и сучке в чужом, убеждение в том, что Португалия отсталая страна (даже в большей степени, чем Испания), сохранялось среди многих людей на протяжении столетий. Это было верно как в отношении католиков, французов и итальянцев, так и протестантов, англичан и голландцев. Хотя Джакомо Леопарди (1795–1837) явно преувеличивал, когда писал о том, что никто и не подумает включить испанцев и португальцев в число цивилизованных народов мира. Подобное мнение-приговор вполне могло быть следствием фобии Помбала по отношению к иезуитам. В своих усилиях дискредитировать Общество Иисуса португальский диктатор время от времени прибегал в своей пропаганде к утверждению, что махинации отцов-иезуитов низвели интеллект португальца на уровень интеллекта «малабарцев, китайцев, японцев, негров Африки и индейцев Америки».
Критика интеллектуальной отсталости жителей его родной страны неизбежно распространялась и на обитателей колоний; и поэтому стоит рассмотреть, насколько она была оправданной. В любом случае при рассмотрении этого вопроса необходимо прежде всего подчеркнуть главенствующую роль церкви в Португалии и в ее заморских владениях, о которой в книге говорилось уже неоднократно. Традиционное и глубоко укоренившееся почтение португальца перед духовенством прекрасно отразил португало-бразильский писатель Нуну Маркес Перейра, чей Compendio Narrativo do Peregrino da America (Компендиум о паломничестве в Америку) выдержал пять изданий между 1728 и 1765 гг. Объясняя превосходство священнического служения, он писал:
«Если бы ангелы были способны испытывать зависть, представляется, что они могли бы завидовать только священникам. И смотрите почему. Пятью словами они могут низвести самого Бога до самих себя; другими пятью словами они могут открыть врата Неба перед грешником и закрыть для них врата Ада. Первые пять слов обозначают посвящение, а вторые пять – отпущение грехов. Может ли пребывать большая сила или царство в любом живом создании? Многие авторы утверждают, что если бы они увидели ангела и священника вместе, то отдали бы почести священнику в силу его власти».
Вспоминается похожая мысль Джеймса Джойса: «Ни один король или император на этой земле не имеет власти священника, служителя Бога, власти и авторитета, который может заставить великого Бога Царства Небесного снизойти на алтарь и пресуществиться в хлеб и вино».