Поручик Ржевский и дама с солонкой

Тайницкий уже лёг спать, когда Ржевский постучал к нему в номер. Стучать пришлось долго и, возможно, в результате оказалась разбужена половина гостиницы. Об этом говорили головы, которые высовывались из приоткрытых дверей в коридор. Они прямо так и говорили:

– Полгостиницы перебудил! Куда ты долбишься? Пьяный что ли?

Наконец дверь в номер Тайницкого тоже открылась, на пороге показался слуга Аминич, но поручика не пустил.

– Барин говорит, что поздно уже. Надо было вам раньше приходить, а теперь уговор потерял силу.

– Да! Я опоздал! – крикнул Ржевский через плечо Аминича куда-то в темноту комнаты. – Но у меня уважительная причина!

– Что за причина? – послышался усталый голос Тайницкого.

– Я познакомился с одной барышней…

– Это не причина, – ответил Тайницкий, а Аминич уже собрался закрыть дверь, но поручик ухватился за дверную ручку и опять крикнул в темноту:

– Вы не поняли! Она – дочка аптекаря! Я нашёл тот самый рецепт на мышьяк!

В темноте комнаты послышалась возня, а затем на пороге показался сам хозяин номера. Тайницкий был в домашнем халате (таком же зелёном, как мундир, сейчас отсутствующий) и в ночном колпаке.

– Что вы кричите, господин Ржевский?

– А как же мне вам сообщить, что я добыл улику? – спросил поручик.

Тайницкий выглянул в коридор. Головы других постояльцев, разбуженных Ржевским, ещё не все спрятались, поэтому чиновник деловито произнёс:

– Хорошо, пойдёмте, побеседуем. Но я ждал вас раньше, три часа назад.

– Так уж получилось, Иван Иванович, – принялся оправдываться Ржевский. – Мне ведь ещё вчера ночью Софья… то есть госпожа Тутышкина призналась, что хотела мужа отравить, и что в солонке яд.

– Значит, я не сообщу вам ничего нового, – холодно ответил Тайницкий, направляясь к столу. – Экспертиза показала, что в солонке порошок с содержанием белого мышьяка.

– И ещё я выяснил, – продолжал свои объяснения поручик, – что яд взят в аптеке по поддельному рецепту.

– Вам госпожа Тутышкина сказала?

– Да. Вчера на свидании, на которое вы отговаривали меня идти.

– Интересно, – пробормотал чиновник, и голос его потеплел.

– В общем, я пошёл в аптеку… В Твери одна аптека на весь город.

– Лучше бы вы пришли сюда вовремя и поделились сведениями. – Тайницкий сел в кресло у стола, где сидел вчера, и жестом предложил своему запоздалому гостю сесть в другое, напротив.

Старик Аминич начал зажигать свечи, и это означало, что разговор продлится долго.

– Зачем бежать впереди лошадей? – уже нисколько не сердясь, заметил Тайницкий.

– А зачем время терять? – возразил Ржевский. – К тому же я подумал, что даже если опоздаю, вы к начальнику полиции всё равно пойдёте не ночью, а с утра. А к утру я уж точно сумею добыть себе извинение, то есть улику.

– Покажите мне её, – велел чиновник и зачем-то бросил взгляд на портрет государя Николая Павловича, всё так же стоявший на столе.

Поручик достал из кармана рецепт и пояснил:

– Я сначала обратился к аптекарю, но он потребовал официальную бумагу, а это всё ненужная волокита. Тогда пришлось мне познакомиться с его дочкой, и она мне нашла рецепт. Вы можете не читать, что там написано. Рецепт поддельный. Его выписал не доктор Линц, а господин Бенский. Бенский отлично умеет подделывать подписи и, думаю, почерки тоже неплохо подделывает.

– А кто такой господин Башмачкин? – спросил Тайницкий.

– Кто?

– Господин Башмачкин, на которого выписан рецепт.

– Я такого не знаю, – ответил Ржевский.

– Завтра с утра мы найдём его и побеседуем с ним, – сказал чиновник. – На рецепте есть адрес.

****************

Глава восьмая, в которой герой полностью вовлекается в расследование, но приходит к мысли, что крутить романы – интереснее, чем расследовать преступления

Рано поутру, в половине восьмого, на улице перед дверями губернской гостиницы стояли двое саней.

Одни – большие, с двумя скамейками – принадлежали Тайницкому, а точнее были даны ему для разъездов по делам службы. Однако, несмотря на бурную деятельность, которую этот чиновник развил в Твери за последние несколько дней, местным обывателям его сани не запомнились.

Зато вторые сани – небольшие, но запряжённые прекрасным во всех отношениях серым в яблоках рысаком – уже были хорошо известны в городе как собственность поручика Ржевского.

Кони, запряжённые в большие сани, вели себя спокойно, как старые солдаты, которым совершенно некуда торопиться. Стоишь ты или бежишь – служба всё равно идёт. А вот рысак проявлял нетерпение, переступал с ноги на ногу. Со скуки он даже поприветствовал пробегавшую мимо извозчичью кобылку, но тут же забыл амурные дела, когда в дверях гостиницы показался Ржевский.

Поручик зевал и зябко кутался в шубу, а вслед за ним на улицу бодрой поступью вышел Тайницкий.

– И зачем же в такую рань, Иван Иванович? – спросил чиновника Ржевский.

– Во-первых, мы договорились, что я буду заниматься вашим делом только во внеслужебное время, – ответил Тайницкий. – К десяти часам я должен быть у себя в кабинете.