Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография]

Елисавета говорила совершенную правду. Жаръ наконецъ взялъ верхъ надъ противустоявшимъ ему источникомъ, и огонь скользилъ медленно по полусухому мху, между тмъ какъ сгнившая сухая сосна, задтая распространявшимся пламенемъ, стояла вся въ огн и пылала подобно огненной стату. Огонь переходилъ дале съ дерева на дерево и трагедія приближалась къ концу. Стволъ, на которомъ сидлъ Чингахгокъ, горлъ уже съ одного конца, и старикъ казался совершенно окруженнымъ пламенемъ. При всемъ томъ ни одинъ мускулъ его не шевельнулся: его обнаженное тло должно было выдерживать страшныя муки, но сила его воли превозмогла всякую боль. Посреди ужасовъ опустошенія еще слышался его голосъ.

Елисавета отвернулась отъ такого ужаснаго зрлища и смотрла внизъ на долину. Въ эту минуту порывъ втра разогналъ облака дыма, закрывавшаго до того времени видъ на долину, и она увидла y ногъ своихъ мирную деревню.

— Отецъ! отецъ! закричала Елисавета. — О, для чего это испытаніе не могло миновать меня! Но пусть будетъ воля Божія, я подчиняюсь Его ршеніямъ.

Разстояніе было не столь велико, чтобъ нельзя было замтить судью Темпля, который, не подозрвая судьбы своей дочери, смотрлъ на пылающую гору. Видъ его былъ для Елисаветы еще тягостне близкой опасности, и она отвернулась къ гор.

— Моя несчастная горячность всему виною! воскликнулъ Эдвардсъ съ ожесточеніемъ.

— О нтъ! не говорите объ этомъ, сказала Елисавета. — Мы должны умереть, a если должны, то умремъ какъ христіане. Но нтъ, быть не можетъ! хотя вы спасетесь. Ваша одежда не препятствуетъ вамъ подобно моей. Бгите! оставьте меня! Спшите къ моему отцу и скажите ему все, что можетъ утшить и успокоить его въ гор. Скажите ему, что я умерла спокойно и съ присутствіемъ духа, и что мы увидимся съ нимъ въ лучшемъ мір! Скажите ему, прибавила она прерывающимся голосомъ, какъ сильна и невыразима была любовь моя къ нему!

— Мн оставить васъ? спросилъ Эдвардсъ: — нтъ, миссъ Темпль, вы меня мало знаете: я умру вмст съ вами, но не покину васъ.

Онъ опустился къ ея ногамъ и ухватился за разввавшуюся одежду ея. Елисавета стояла неподвижно, забывъ все земное; воспоминанія объ отц и о горести разставанья умрялись святымъ чувствомъ, и слабость ея уступила мысли о Божеств и будущей жизни. Внезапно она встрепенулась, услыхавъ знакомый голосъ, котораго слова проникли до глубины души ея.

— Гд ты, Елисавета? Обрадуй старика, если ты еще въ живыхъ.

— Это Кожаный-Чулокъ! воскликнула Елисавета: — Слышишь, онъ зоветъ меня.

— Да, это онъ! радостно вскричалъ Эдвардсъ: — Теперь есть еще надежда на спасеніе.

Въ эту самую минуту раздался страшный взрывъ и вслдъ за тмъ послышался тотъ же голосъ:

— Это порохъ! О, Боже! бдное дитя погибло!

Вслдъ затмъ Натти показался со стороны источника и его увидали съ террасы. Онъ былъ безъ шапки съ опаленными волосами и платьемъ, и лицо, его отъ жара казалось еще смугле.

— Наконецъ нашелъ я васъ! радостно воскликнулъ онъ, пробиваясь сквозь огонь и дымъ:- Благодареніе Всевышнему! Идите скоре за мною! Медлить опасно!

— Но мое платье! возразила Елисавета: — Я не могу въ немъ приблизиться къ огню.

— Я уже объ этомъ подумалъ, сказалъ Натти, развертывая большое кожаное покрывало, которое держалъ на рук, и, завернувъ въ него двушку, продолжалъ: — Теперь слдуйте за мною, — дло идетъ о жизни или смерти всхъ насъ.

— Но Чингахгокъ? Что съ нимъ будетъ? воскликнулъ Эдвардсъ: — Разв ты можешь оставить стараго воина на врную смерть?

Натти оглянулся и увидалъ индійца, сидвшаго такъ же спокойно, какъ и прежде, хотя мохъ подъ его ногами началъ уже горть. Не медля, бросился онъ къ нему и сказалъ на язык Делаваровъ:

— Чингахгокъ, вставай и пойдемъ! Разв ты хочешь сгорть здсь? Боже мой! порохъ при взрыв опалилъ ему всю спину. Чингахгокъ! хочешь идти съ нами, спрашиваю тебя?

— Для чего Чингахгоку идти? сухо возразилъ онъ: — Онъ былъ орелъ, но глазъ его помутился. Онъ глядитъ внизъ на долину, смотритъ въ воду и ищетъ лучшаго міра, но нигд не видитъ онъ Делавара. Предки мои зовутъ изъ дальнихъ странъ: иди. Моя жена, мой сынъ, мое племя, мои молодые воины, — все зоветъ: иди! Великій духъ говорить: иди. Оставьте Чингахгока умереть.

— Но, Чингахгокъ, ты забываешь своего стараго друга, сказалъ Эдвардсъ.

— Ни къ чему не ведетъ говорить съ индйцемъ когда смерть предъ его глазами, сказалъ Натти, схвативъ концы покрывала и съ удивительною ловкостью привязывая страдающаго старика себ на спину. Потомъ онъ обернулся, и съ силою, преодолвавшею вс препятствія, пошелъ впередъ по тому направленію, откуда пришелъ. Едва вс покинули террасу, какъ сгнившее горящее дерево свалилось на то самое мсто, гд они только-что стояли, и воздухъ наполнился вокругъ искрами и пылавшими головешками. Это событіе боле всего ускорило шаги бгущихъ, которые съ необходимою при такихъ обстоятельствахъ торопливостью слдовали за шедшимъ впередъ Натти.