Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография]

— Ступайте только постоянно на мягкій грунтъ, сказалъ онъ, когда они до того были окружены дымовыми облаками, что едва на одинъ шагъ могли видть передъ собою. Ищите внимательно мягкій грунтъ и идите впередъ по блому дыму. Держи плащъ плотно кругомъ ее, мой другъ. Двушка такой кладъ, что втораго подобнаго не найдешь.

Исполняя указанія стараго охотника, молодые люди слдовали въ точности по его пятамъ. Хотя узкая тропинка, образуемая извилинами источника, вела между горвшими стволами и падавшими сучьями, однако они благополучно вышли на дорогу. Только человкъ, отъ долгой привычки къ лсамъ и ихъ особенностямъ, вполн знакомый съ ними, способенъ былъ найти настоящее направленіе среди такого дыма, который лишалъ возможности дышать и длалъ глаза совершенно безполезными. Опытность Натти была весьма достаточна, и онъ привелъ своихъ спутниковъ къ отверстію въ скал, откуда они безъ особеннаго труда достигли другой террасы и могли дохнуть сравнительно чистымъ воздухомъ.

Здсь Натти разсказалъ, что внизу горы встртилъ Луизу и узналъ отъ нея, въ какой опасности должна находиться Елисавета. Онъ поспшилъ для спасенія ея наверхъ, наказавъ предварительно двушк, чтобъ она поспшила въ деревню и подняла тревогу, дабы соединенными силами жителей попытаться уничтожить огонь.

Легко понять чувства Елисаветы и Эдвардса, когда они достигли безопаснаго убжища, но трудно описать ихъ. Никто впрочемъ не былъ въ большемъ восторг какъ Кожаный-Чулокъ, который, все еще держа на спин Чингахгока, обернулся и сказалъ съ своимъ тихимъ смхомъ:

— Да, да, я зналъ, что это французскій порохъ, ибо онъ вспыхнулъ весь разомъ, между тмъ какъ грубый порохъ обыкновенно нсколько минуть тлетъ. У Ирокезовъ былъ не лучшій порохъ, когда я ходилъ противъ нихъ въ послднюю войну. Я уже разсказывалъ вамъ эту исторію, то есть…

— Ради Бога, Натти, не разсказывай мн ничего, пока ты не будешь совершенно въ безопасности. Куда теперь идти?

— Конечно, туда, на эту платформу надъ пещерой. Тамъ мы будемъ достаточно безопасны и даже можемъ войти въ пещеру, если намъ вздумается.

Молодой человкъ встрепенулся со страхомъ и на лиц его тотчасъ выказалось сильное внутреннее волненіе.

— Мы будемъ безопасны на скал? поспшно спросилъ онъ: — Не грозитъ намъ уже тамъ ни малйшей опасности?

— Разв ты не видишь? возразилъ Натти съ спокойствіемъ человка, привыкшаго къ большимъ опасностямъ, чмъ перенесенная ими: — Что, нтъ y тебя глазъ? Еслибы промедлить тамъ еще минутъ десять, то вы погибли бы и обратились бы уже въ пепелъ; здсь же вы можете оставаться до другаго дня, увренные, что не тронется ни одинъ волосъ на головахъ вашихъ. Нужно было бы, чтобы скала эта загорлась какъ дерево!

Посл этихъ словъ, вс пошли къ указанному мсту, гд Натти спустилъ свою ношу, тихо опустивъ старика на землю и прислонивъ его спиною къ скал. Затмъ Эдвардсъ подошелъ къ краю скалы и увидалъ Веніамина Пумпа, котораго голосъ поднялся вскор кверху какъ бы изъ внутренности земли.

— Принесите сюда стаканъ свжей воды съ виномъ, приказалъ ему молодой человкъ и потомъ заботливо поддержалъ свою спутницу, которая, подъ гнетомъ своихъ ощущеній, была близка къ обмороку. Дворецкій тотчасъ явился съ подкрпительнымъ напиткомъ, который Эдвардсъ передалъ Елисавет, видимо подкрпившей этимъ свои силы. Потомъ онъ обратился къ Натти и увидлъ его занятымъ возл Чингахгока. Взоры стараго охотника и его встртились.

— Съ нимъ все кончено, печально сказалъ Натти — Время его пришло, какъ я вижу по глазамъ его. Когда взоръ индійца постоянно устремляется на одинъ пунктъ, то говоритъ этимъ, что думаетъ отправиться по этому направленію. Что такой упрямецъ разъ вобьетъ въ голову, то и приводитъ непремнно въ исполненіе.

Старый охотникъ съ грустью покачалъ головою.

— Но разв онъ на столько обгорлъ, что нельзя спасти его? спросилъ Эдвардсъ.

— Ахъ, это не огонь, который даетъ ему смертный толчекъ, отвчалъ Натти: — Натура его покоряется охот, слишкомъ долго продолжавшейся. Человкъ не можетъ жить вчно, особенно если видитъ, что все, что онъ любилъ, покинуло его.

Въ это время Чингахгокъ обратилъ свое лицо къ Натти, потомъ снова обернулъ голову къ долин, и началъ пть делаварскую псню. «Я иду! я иду! звучали слова его пнія: Я иду въ страну правыхъ! Я убилъ Мингосовъ, и великій духъ зоветъ своего воина! Я иду, иду въ страну правыхъ!»

— Что онъ говоритъ? спросилъ Эдвардсъ.

— Онъ поетъ о своей слав, возразилъ Натти, съ грустью отворачиваясь отъ своего умирающаго друга. Онъ иметъ на это право, ибо я слишкомъ хорошо знаю, что каждое слово его справедливо.

— Кто можетъ сказать, продолжалъ Чингахгокъ, чтобъ Мингосъ когда-нибудь видлъ мою спину? Разв Мингосъ плъ псню, когда Чингахгокъ его преслдовалъ? Случалось ли, чтобъ Чингахгокъ солгалъ въ чемъ нибудь? Чингахгокъ любитъ правду, и ничего кром правды не выходить изъ его рта! Въ молодости онъ былъ воиномъ, и мокасины его оставляли кровавые слды! Въ старости онъ былъ уменъ, и слова его не звучали напрасно при совщаніяхъ. Соколиный Глазъ, слушай слова твоего брата!