Разведка обнаружила наведённую немцами понтонную переправу, охраняемую отделением полевой жандармерии с пулемётом на мотоцикле. Укрытые кустами Гордеев и лейтенант Черешко осматривали в бинокли переправу и прибрежную территорию. По просёлку с запада на переправу выходила большая колонна немецкой техники. Впереди катила разведка на мотоциклах с колясками, за ней шли бронетранспортёры, тяжёлые трёхосные грузовики «хеншель» и средние двухосные «опели-блиц» с мотопехотой, несколько полугусенечных магирусов со спаренными автоматическими зенитными 20-мм пушками. Тяжёлые «хеншели» тащили дивизион 105-мм и 155-мм гаубиц. Прошло несколько санитарных фургонов и цистерн с горючим.
– Мотопехотный полк идёт, – шепнул Гордеев лейтенанту, – похоже, авангард мотопехотной или танковой дивизии. Немцы никогда танки вперёд не пускают. Но скоро пойдут и танки.
В подтверждение его слов послышался рёв моторов, лязг гусениц. Окутав всю округу песчаной пылью и чёрными облаками выхлопных газов, к реке вышли танки и, резко сбавив скорость, поползли по переправе к восточному берегу. Удивлённо глядел Гордеев на эту картину. В колонне не было ни одного среднего танка. Проходили лёгкие Т-1 и Т-2, чешские Т-38, даже захваченные у поляков 7ТР, напоминавшие родные Т-26, только с другой формой башен и 37-мм пушкой. «Вот бы сейчас нашим батальоном из засады ударить! – подумал Гордеев. – Пожгли бы всю эту рухлядь!» Вслух же сказал:
– Лейтенант, до заката наблюдайте за переправой. Сержанта Выжутовича с людьми отправьте проверить указанные на карте броды. Ночью немцы по переправе не пойдут, будут отдыхать. Если движение прекратится, станем с боем прорываться по переправе, а часть роты пойдёт вброд.
– Товарищ капитан, может, без боя возьмём? – Черешко показал вынутую из-за голенища сапога финку. – Народу у них там негусто. Всех тихо положим.
Гордеев улыбнулся. «Здорово всё же, что рядом оказались эти толковые, расторопные и очень надёжные погранцы», – подумал он.
– Хорошо бы без боя, лейтенант.
К двадцати часам стемнело. Прекратилось движение по переправе. Полевые жандармы зажгли керосиновые лампы и уселись ужинать. Они громко разговаривали и смеялись, пока ещё не боясь никаких партизан, закурили после еды. Вскоре большая их часть ушла отдыхать в установленную днём палатку. Осталось трое – сменный караул с пулемётом МГ-34.
Два взвода переправились на восточный берег Птичи по проверенным разведкой бродам справа от переправы. Перешли и двинулись к условленному месту сбора в сторону Осиповичей. Пограничники без шума уничтожили охрану и тоже ушли вперёд. Третий взвод и взвод огневой поддержки заняли оборону с обеих сторон переправы, обеспечивая проход обоза. Когда последняя запряжённая волокуша и все бойцы перешли на восточный берег, капитан Верхний с сапёрами подорвали переправу. Понтоны тут же унесло течением вниз.
Всю ночь без привалов шли по лесу вдоль железной дороги. Из-за леса раздавались взрывы и треск ружейно-пулемётной стрельбы. Несколько раз натыкались на разрозненные группы красноармейцев и командиров – остатки разгромленных немцами советских частей под Бобруйском. После краткой проверки из них сформировали еще три взвода. На рассвете Гордеев приказал сделать привал, и выяснилось, что часть прибившихся ночью исчезла, побросав винтовки. Политрук Любавин злобно костерил их вслед, но Гордеев не расстроился.
– В семье не без урода, – спокойно сказал он политруку. – Удивляюсь, что так мало дезертиров.
– Что вы такое говорите, товарищ капитан? – кипел Любавин. – Это же советские люди! Они же присягу давали!
Некурящий Гордеев впервые в своей жизни закурил, выпросив пачку папирос у Ефременко. Предложил политруку, чтобы тот успокоился.
– Да бросьте вы, Любавин. Баба с возу, кобыле легче. Мы ещё и не такое с вами увидим и узнаем.
Политрук закурил и уставился на Гордеева непонимающим взглядом:
– Вы это о чём, товарищ капитан?
– О том, что человек несовершенен.
– Это кто такое сказал?
– Многие об этом говорили, политрук. Фукидид, Плутарх, Аристотель, за ними Библия. И Наполеон Бонапарт говорил, и Эрих Мария Ремарк. Многие. Энгельс в их числе.
– Ну и дела! – политрук был ошарашен.
– Вы, Любавин, присмотритесь к людям, понаблюдайте, выявите членов партии, постарайтесь сформировать политактив. Надо в бойцах моральный дух поднять, убедить их, что у нас временные трудности, что за Днепром немца встретит другая, мощная и непобедимая Красная армия.
– Товарищ капитан, а вы сами в партии?
– Перед войной кандидатом в члены принят.
Любавин с уважением посмотрел на командира.
– Завидую вам. Я пока в комсомоле. Спасибо вам, товарищ капитан, – он крепко пожал руку Гордеева.