Послания Ивана Грозного

Баторий сам приказал послам задержаться с приездом в Москву; в результате

переговоры в Москве начались только в январе 1578 г. (текст переговоров см.: ЦГАДА,

Польского двора кн. Л» 10, л. 315 об. и ел.; также в отдельной рукописи в Рукописном

отделе Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Q. IV. 33). Наиболее

спорным был во время переговоров вопрос о «Лифлянской земле». В конце концов

польские послы сами предложили: «государь вага как хочет, так в грамоте своей и

пишет, а нам отписати в своем листу про Лифлянскую землю: а что о Лифлянской земле

дотычется, и о том вперед договор послом чинитн, а либо не писать ничего о

Лифлянской земле» (Q. IV. 33, лл. 86 об. - 87). В соответствии с этим предложением

присяга производилась над двумя несовпадающими текстами договора: в русском

тексте Ливония была записана как вотчина царя, в польском. тексте вопрос этот

оставался открытым [известие польского историка Гейденштейна (ук. соч., стр. 16) о

215

том, что царь по своей инициативе «отложивши в сторону» грамоту польских послов,

поклялся на своем экземпляре, является, таким образом, тенденциозно неверным]. ), и

они на чом с нашими бояры договорилися, да и грамоту, твое слово,

написали, какову хотели по своей воле, и на той грамоте крест целовали и

печати свои к той грамоте привесили на том, что было тебе написати

грамота своя такова, какову твои послы написали у нас на Москве, и печать

свою к той грамоте привесити ( Испр. (ср. Кн. Пос. Метр. Литовск., т. 11,

стр. 38); ЛД привесили. ), и перед нашими послы на той грамоте к нам

крест целовати ( Испр.; ЛД целовали. ) и по той перемирной грамоте тебе к

нам до тех урочных лет и правити и послов наших с тою своею грамотою

не издержав к нам отпустити.

И мы по приговору послов твоих з бояры с нашими послали к тебе

послов своих, дворецкого Тверского и наместника Муромского Михаила

Долматовича Карпова да казначея своего и наместника Тулского Петра

Ивановича Головина, да дьяка Тарасья-Курбата Григорьева сына Грамотина

доделывати тово дела, что послы твои зделали, и у тебя перемирную

грамоту взяти и на той грамоте тебя х крестному целованыо привести. И

нашего большого посла Михаила Долматовича Карпова не стало неведомо

( Так Л; Д недомо. ) какими обычен, а товарыщи его, казначей наш и

наместник Тульской, Петр Иванович Головин, да дьяк наш Тарасей-Курбат

Григорьев сын Грамотина, как к тебе пришли, и ты то ни во што поставя,

через присягу послов своих, по их приговору делати не похотел и, наших

послов обесчестя, посадил еси их за сторожи, як вязней, в великой нуже. А

что наши послы тебе посольства не правили, и они, видя твою гордость,

что еси против нашего имяни не встал и о нашем имени сам не вопросил,

не смели без нашего ведома тебе тое гордости стер-пети. А вперед уже как

ни гордися, то тебе уже не встрешно будет. А к урядником твоим послом

нашим у себя на подворье-посольство было правити не пригоже; тово из

предков твоих не бывало. Да о том много говорити ныне несть потреба. А к

нам еси прислал гонца своего Петра Гарабурду з бездельною грамотою,

(Послали к тебе послов своих...Михаила Долматовича Карпова да...Петра Ивановича

Головина...А к нам еси послал гонца своего Петра Гарабурду с бездельною грамотою. -

Миссии польского гонца Гарабурды в России и русских «великих послов» в Польше

Карпова и Головина проходили параллельно. Гарабурда был отправлен в Москву в

марте 1578 г. (еще до возвращения Крыйского); Карпов и Головин выехали в мае того

же года. Обе миссии относятся уже к тому времени, когда Баторпй, справившись с

оппозицией в Гданьске, решил начать войну на востоке. Именно поэтому в грамоте,

посланной с Гарабурдой, король подчеркнул, что вопрос о Ливонии остается

неурегулированным между обоими государствами (КПМЛ, т. II, № 19). Именно

поэтому он с самого же начала повел себя по отношению к русским послам так, что

Грозный имел все основания обвинять его в «гордости». Послов задержали уже на

границе Литвы, а затем продолжали задерживать в Польше. Карпов, как впоследствии

писал Баторий, «идучп до нас по дорозе вмер» (КПМЛ, т. II, стр. 41; Гейденштейн, ук.

соч., стр. 33), и руководство посольством перешло к Головину. При приеме послов (в

декабре 1578 г.) король сознательно оскорбил царя, не встав при произнесении его

имени и не осведомившись о его здоровье. Головин, подчиняясь строго установленному

216

московскому дипломатическому ритуалу, отказался вести переговоры (Гейденштейн, ук.

соч.), и пребывание его в Польше затянулось на неопределенное время (послы были

задержаны в литовском городке Мсцибове, оказавшись фактически на положении