После пламени. Сборник

Я не могу сейчас коснуться твоего сознания — музыка умерла в том месте. Я не чувствую ничего. А ворон… Ворон всего лишь птица. Я вижу то, что доступно ему — не более.

Только огонь.

⁂

Огонь.

Песня пламени. Танец пламени. Весь мир — пламя. Наша стихия, наша мелодия.

Главное — не позволить остальным увлечься. Заиграются, закружатся в бешеной пляске — позабудут о цели. Но я помню. Приказ Властелина. Нашу задачу. Догнать Убийцу Музыки. Окружить. Задержать. Я, Готмог, помню.

Моя воля ведёт духов пламени. Вперёд. За Бесцветной.

Сквозь огонь.

⁂

Огонь.

Боль. Ужас. Совсем, как тогда, когда Жгущие вмешались в её спор с Беспокойным, помешали завладеть музыкой, прогнали, изранили.

Обжигают раскалённые бичи, обжигают пылающие деревья, обжигают летящие отовсюду искры, и некуда деться от этой боли.

Только бежать. Бежать изо всех сил. Прочь из этого места. Туда, где только голые камни. Туда, где нечему будет гореть.

Туда, где, лишённый пищи, умрёт огонь.

15

Огонь оборвался как-то сразу. Пыль гореть не может.

Мёртвый камень. Крошащийся камень, из которого выпита жизнь.

Трещины в скальных костях, и из этих трещин — удушливый дым.

Феанор, случайно вдохнув, мучительно закашлялся. Впрочем, тут же побежал дальше.

Уже почти рядом.

Вихрь багровых протуберанцев был виден издалека.

Гигантская паучиха металась в огненном кольце, обезумев от боли и ярости. Балроги пока удерживали её, захлестнув бичами лапы, но пламя их выцветало на глазах, становилось почти прозрачным, словно Унголианта пила их силу.

Феанор замер на миг, ища тот единственный способ одолеть тварь, который должен быть. Не может его не быть!

Подставиться. Подставиться и вонзить меч ей в нутро — через пасть. А балроги придержат ей лапы… если смогут.

Феанор не стал тратить драгоценные мгновения на создание понятного балрогам образа: огненные духи слабели.

— Готмог! — крик, в кровь рвущий углы рта, и вместе с криком — мысль. Поймёт? Нет? — некогда!

— Отпустите её! — крик или просто порыв воли? Феанор уже не сознавал.

Балроги повиновались мгновенно. Освобождённая Паучиха прыгнула на желанную добычу. Но и Пламенный рванул ей навстречу. Коготь мелькнул у самого лица — лишь чудом Феанор успел уклониться.

Удар пришёлся вскользь от скулы к виску и выше. Сбитый с головы Венец покатился по земле.

Из распоротой кожи обильно потекла кровь.

Только это было уже неважно — и новая рана, и потеря бесполезного в бою Венца: пасть Паучихи была рядом, и Феанор обеими руками всадил в неё Рок Огня.

«Это тебе за Древа, тварь! За Древа — и за Мелькора!»

Лапы Унголианты судорожно задергались, заскребли по камням. Нолдо, стиснув зубы, вогнал меч в неё почти по рукоять. Тотчас передние ноги Паучихи рывком поднялись: один из когтей проскрежетал по мечу, другой ударил в незащищённое горло Феанора… почти ударил — жёлто-оранжевая змея обвилась вокруг лапы, и остриё ушло в сторону, на полпальца не достав до цели. Готмог.

Бичи балрогов снова захлестнули лапы Унголианты, не позволяя ей дотянуться до Пламенного. До Феанора донесся вой, полный отчаяния и ярости, вой, не слышимый ухом.

Кровь из раны надо лбом заливала Феанору глаза. Он не видел смертоносных когтей твари и даже не видел, что балроги вновь пришли ему на помощь. Всадив в Паучиху меч, он сполна ощутил, что она такое; она — сила, уничтожающая любое творение; и в этот миг Пламень откликнулся на зов легко, как никогда.

Творчество против Уничтожения.

Предвечный Пламень, давший бытие думам и Песни Айнур, в сей час тёк через Пламенного, поражая вместилище Пустоты, проникшее в Мир Явленный.

Почувствовав это, Унголианта рванулась с такой силой, что несколько бичей лопнули. Один коготь пробил Феанору левое плечо, второй неминуемо распорол бы живот, если бы Готмог снова не отвел удар в последний момент. В отряде, посланном Мелькором, было вдвое больше балрогов, чем могло одновременно окружить Паучиху, и сейчас эта предусмотрительность оказалась как нельзя более кстати. Духи Огня перестроились почти мгновенно — оранжевыми молниями вспыхнули бичи, и Унголианта снова оказалась связанной.

⁂

Любовь и ненависть. Противоположности, ставшие двуединством.

Любовь к Древам. Любовь к Эндорэ. Ненависть к пожирательнице.

Феанор чувствовал, как холод от ран расползается по телу. Мелькнуло: «Не выживу».

Умирать в ненависти было тяжко.

Феанор, ослепнув от собственной крови и от леденяще-жгучих ран, держал Рок Огня, не позволяя Паучихе освободиться, держал сознание открытым Пламени, зная, что от этого Унголианта медленно теряет силы; Феанор держал, и на ненависть его собственных сил просто не хватало.

«Ради Эндорэ…»

Не месть за Древа, за форменосские камни, за боль Мелькора — но любовь к Эндорэ.

И в немеющие руки влилась новая мощь.

Унголианта содрогнулась.

«Пусть погибну — но ради Эндорэ!». И — словно огненный вал прокатился по телу, уйдя в Рок Огня и новым беззвучным воплем вырвавшись из умирающей Паучихи.

«Ради Эндорэ!»