Феанор перестал чувствовать боль ран, своя жизнь и смерть были уже безразличны ему. Через него тёк Пламень, и всё слабее содрогалась Унголианта.
И всё яснее и светлее становилось стремление: «Пусть погибну — но ради Эндорэ!».
Вопли твари слились в непрерывный раздирающий душу вой. Внезапно Паучиха дёрнулась с такой силой, что снова сумела освободить несколько лап, резко попятилась, пытаясь избавиться от меча, но не успела. Сила, во много раз превосходящая ту, что тварь способна была поглотить, взорвала Унголианту изнутри. Вспыхнул белый огонь, и Феанор бы неминуемо ослеп, если бы не зажмурился инстинктивно за мгновение до этого. Даже сквозь веки глаза обожгло нестерпимой болью. Нолдо уже не видел, как летели во все стороны ошмётки вонючей плоти, мгновенно скручиваясь и сгорая в белом пламени. Не видел, как расшвыряло балрогов. Упругая волна раскалённого воздуха толкнула Пламенного в грудь, подняла и с силой бросила спиной на изломанные острые камни. Феанор потерял сознание, но меча так и не выпустил.
Готмог сиял ярко-оранжевым от счастья. Приказ выполнен. Властелин будет доволен. А уж танец какой получился! Такого давно не было. Пожалуй, с тех самых пор, как Великие явились сюда из-за Непроходимого, превзошли Властелина в искусстве танца и надолго забрали с собой.
Предводитель Духов Огня совсем уже было собрался вернуться в Большую Пещеру, как вдруг вспомнил про
Готмог велел балрогам ждать на месте, чтобы не вздумали на радостях разбрестись по всей округе и спалить, что не следует. И отправился на поиски.
—
Лежащий почему-то не отозвался. Убит? Или просто не понял, что Готмог обратился к нему? Как там этих, пришедших, Властелин называл?..
— Эй, нолдо,— снова заговорил балрог, уже начиная терять терпение,— ты жив?
Феанор тяжело выдохнул, потом не без труда открыл залитые кровью глаза, один за другим разогнул пальцы, сжатые на рукояти меча. Перекатился на бок, потом встал.
Отёр кровь на лбу, больше размазывая, чем вытирая.
— В первом я сомневаюсь,— со всё тем же тяжким выдохом ответил он.
Не дожидаясь ответа Готмога, пошёл к позабытому всеми Венцу.
— В чём, в первом? — удивлённо переспросил балрог.
— В том, что я — нолдо,— бросил Феанор не оборачиваясь.
Поднял Венец. Чуть ниже правого Сильмарила металл узора был словно проплавлен. Феанор покачал головой, надел Венец. Надо было заняться своими ранами.
Но сил на это уже не было.
Феанор привалился спиной к какому-то большому камню, попытался сосредоточиться. Но его глаза сами закрылись, и он тихо и медленно сполз на землю.
Словно уснул стоя.
16
«Меня, наверное, казнят»,— подумалось однажды.
Теперь, когда отец стал врагом Морготу, я уже не нужен Врагу.
Впрочем, казнить меня — дело хлопотное. Это ведь сначала снять придётся. Враг поступит иначе. Он просто забудет обо мне. И я умру от голода и жажды, когда его Сила перестанет держать меня.
Что ж… пусть я умру. Но отец! — я готов умереть
Раз увидев балрогов, я не верил, что от них возможно отбиться.
И, словно в ответ моим мыслям…
РЫЖЕЕ.
Рыжее пятно росло и приближалось. Балроги мчались через тот же перевал.
Балроги возвращаются в Ангбанд.
Что с отцом?!
«Маэдрос,— сказал я самому себе,— ты бы почувствовал его смерть».
Но я её не чувствовал.
Балроги возвращаются (вот, они уже подо мной), но я не вижу Света Сильмарилов.
Венца — нет у них?
Неужели отец сумел обмануть этих чудищ?!
Безумная, отчаянная, дерзкая надежда вошла в мою жизнь. Я всматривался в бездну под моими ногами, ища хоть какой-то знак того, что с отцом.
Увидеть Свет Сильмарилов для меня теперь стало самым страшным.
17
Я мчусь, со свистом рассекая крыльями воздух. Мчусь на предельной скорости.
Вот уже заканчиваются внизу невысокие горы, поросшие соснами. Уже близко.
…Почему Властелин поручил это дело мне, а не Саурону? Разумеется, мне приятно его доверие, но… всё-таки, странно. Тревожно. Что между ними произошло? Почему — я?