После войны. История Европы с 1945 года

Уинстон Черчилль был одним из первых и наиболее влиятельных сторонников европейского объединения тем или иным способом. 21 октября 1942 года он писал Энтони Идену: «Я должен признать, что мои мысли в первую очередь сосредоточены на Европе, на возрождении славы Европы… было бы безмерной катастрофой, если бы русский большевизм затмил культуру и независимость древних государств Европы. Как ни трудно сейчас это сказать, я верю, что европейская семья может действовать как единое целое под эгидой Совета Европы.» Но послевоенные политические обстоятельства не располагали к таким идеалам. Лучшее, что можно было ожидать, — это создание своего рода платформы для европейских дискуссий, как это было предложено на Конгрессе Движения европейского единства в Гааге в мае 1948 года. «Совет Европы», который вырос из этого предложения, был открыт в мае 1949 года в Страсбурге и провел там свое первое заседание в августе того же года; в нем приняли участие делегаты из Великобритании, Ирландии, Франции, стран Бенилюкса, Италии, Швеции, Дании и Норвегии.

Совет не имел ни власти, ни влияния, ни юридического, ни законодательного, ни исполнительного статуса. Его «делегаты» никого не представляли. Самой большой ценностью был сам факт его существования. В ноябре 1950 года Совет принял «Европейскую конвенцию о правах человека», которая приобретет еще большее значение в последующие десятилетия. Как признавал сам Черчилль в своей речи, произнесенной в Цюрихе 19 сентября 1946 года, «Первым шагом в воссоздании европейской семьи должно стать партнерство между Францией и Германией». Но в те первые послевоенные годы французы, как мы видели, были не в настроении рассуждать о таком партнерстве.

Однако их маленькие соседи на севере двигались гораздо быстрее. Еще до окончания войны правительства Бельгии, Люксембурга и Нидерландов в изгнании подписали «Соглашение Бенилюкса», устранив тарифные барьеры и рассчитывая на возможное свободное перемещение рабочей силы, капитала и услуг между своими странами. Таможенный союз Бенилюкса вступил в силу 1 января 1948 года, и дал импульс для несистемных переговоров между странами Бенилюкса, Францией и Италией о проектах расширения такого сотрудничества на более обширном пространстве. Но все эти наполовину сформированные проекты «Малой Европы» потерпели крах на рифах германской проблемы.

Все согласились, как заключили участники переговоров по Плану Маршалла в Париже в июле 1947 года, что «немецкая экономика должна быть интегрирована в экономику Европы таким образом, чтобы способствовать повышению общего уровня жизни». Вопрос был в том, как? Западная Германия, даже после того, как она стала государством в 1949 году, не имела никаких органических связей с остальной частью континента, кроме как через механизмы Плана Маршалла и союзнической оккупации — оба они были временными.

Большинство западных европейцев по-прежнему считали Германию угрозой, а не партнером. Голландцы всегда были экономически зависимы от Германии — 48% голландских «невидимых» доходов[49] до 1939 года поступали от немецкой торговли, проходившей через порты и водные пути Нидерландов, — и экономическое возрождение Германии было жизненно важным для них. Но в 1947 году только 29% голландского населения имели «дружественный» взгляд на немцев, и для Нидерландов было важно, чтобы экономически сильная Германия была слабой в политическом и военном отношении. Это мнение было горячо поддержано в Бельгии. Обе страны могли представить себе мирное сосуществование с Германией лишь при условии привлечения Великобритании.

Тупик был преодолен международными событиями 1948-49 гг. После пражского переворота, соглашения о создании западногерманского государства, блокады Берлина и планов создания НАТО, французским государственным деятелям вроде Жоржа Бидо и Робера Шумана стало ясно, что Франция должна пересмотреть свой подход к Германии. Теперь должна была образоваться западногерманская политическая структура, включающая Рур и Рейнскую область — только крошечная Саарская область была временно отделена от основной части Германии. Но уголь Саарского региона не годился для коксования. Каким образом можно было одновременно сдерживать ресурсы этой новой Федеративной Республики и в то же время мобилизовывать их в интересах Франции?

30 октября 1949 года Дин Ачесон обратился к Шуману с просьбой к Франции взять на себя инициативу по включению нового западногерманского государства в европейские дела. Французы прекрасно понимали, что нужно что-то делать. Как позже Жан Монне напомнит Жоржу Бидо, США обязательно будет стимулировать Западную Германию, которая только что получила независимость, увеличивать производство стали, что вполне вероятно приведет к перенасыщению рынка, заставит Францию защищать собственную стальную промышленность и опять спровоцирует торговые войны. Как мы видели в третьей главе, собственный план Монне — а вместе с ним и возрождение Франции — зависел от успешного решения этой дилеммы.