В декабре 1949 года ему и его «группе» («Группе коварных шпионов и вредителей Трайчо Костова») выдвинули обвинения в сотрудничестве с довоенными болгарскими фашистами, шпионаже в пользу британской разведки и сговоре с Тито. После того, как Костов, наконец, сдался под длительными пытками и подписал «признание» вины, он отказался произнести заранее согласованный текст, публично опроверг свои слова во время допроса и был вынесен из зала, выкрикивая, что он невиновен. Через два дня, 16 декабря 1949 года, Костов был повешен, а его «сообщники» приговорены к длительному тюремному заключению в соответствии с решениями, принятыми Сталиным и его начальником полиции Лаврентием Берией еще до начала процесса. Случай Костова был необычен тем, что он был единственным восточноевропейским коммунистом, который отказался от своего признания и заявил о своей невиновности на открытом судебном процессе. Это вызвало некоторый международный конфуз для режима (процесс Костова транслировался по радио и широко освещался на Западе), и были даны инструкции, что это никогда не должно повториться. Повторов действительно не было.
Незадолго расправы над Костовым венгерские коммунисты устроили показательный суд над своим будущим «Тито», коммунистическим министром внутренних дел Ласло Райком. Текст был тот же, что и в Болгарии — дословно, только имена изменены. Обвинения, подробности, признания — все совпадало, что неудивительно, поскольку оба процесса проходили по московскому сценарию. Сам Райк не был невиновен; будучи коммунистическим министром внутренних дел, он отправил многих других в тюрьму и даже хуже. Но в его случае в обвинительном заключении особо подчеркивалась его «предательская деятельность» как «платного агента иностранной державы»; советская оккупация была особенно непопулярна в Венгрии, и Москва не хотела рисковать превращением Райка в героя «национал-коммунизма».
В данном случае такой опасности не было. Райк должным образом произнес свои слова, признав свою службу в качестве англо-американского агента, работающего над свержением коммунизма в Венгрии. Он сообщил суду, что его настоящая фамилия Райх (и, следовательно, немецкого, а не венгерского происхождения), и что он был завербован в 1946 году югославской разведкой, которая угрожала разоблачить его сотрудничество в военное время с венгерскими нацистами, «если я не выполню все их пожелания». Слушания Трибунала по делу Райка и его товарищей — «заговорщиков», включая признание самого Райка от 16 сентября 1949 года, транслировались в прямом эфире Будапештским радио. Предварительный приговор был оглашен 24 сентября; Райк и еще двое были приговорены к смертной казни. Казни через повешение были проведены 15 октября.
Публичные процессы над Райком и Костовым были лишь верхушкой айсберга тайных процессов и трибуналов, которые начались как охота на титоистов в коммунистических партиях и правительствах региона. Больше всего пострадали «южные» коммунистические государства, наиболее близкие к Югославии: Болгария, Румыния, Албания и Венгрия. В одной только Венгрии — где страх Сталина перед ползучим титоизмом имел несколько больше оснований, учитывая близость Югославии, значительное венгерское меньшинство в Воеводинском регионе Сербии и тесную координация венгерской и югославской внешней политики в 1947 году — около 2000 коммунистических кадров были казнены, еще 150 000 приговорены к тюремному заключению и около 350 000 исключены из партии (что часто означало потерю работы, квартир, привилегий и права на высшее образование).
Преследования в Польше и Восточной Германии, в результате которых за решеткой оказались тысячи человек, не привели к каким-либо крупным показательным судебным процессам. В Польше на роль Тито-Костова-Райка был выдвинут кандидат: Владислав Гомулка, генеральный секретарь Польской объединенной рабочей партии и вице-председатель Польского Совета министров. Гомулка открыто критиковал планы коллективизации земли в Польше, его публично связывали с риторикой о польском «национальном пути» к социализму. Действительно, его критиковали за это лояльные сталинисты в польской партии, и в августе 1948 года он был заменен на посту генерального секретаря Болеславом Берутом. Через пять месяцев он подал в отставку со своего министерского поста, в ноябре 1949 года был исключен из партии, а в декабре того же года Берут публично обвинил Гомулку и его «группу» в национализме и титоизме.