После войны. История Европы с 1945 года

Когда коммунистические партии захватили власть в Восточной Европе, многие из их руководящих кадров были еврейского происхождения. Это было особенно заметно на уровне чуть ниже высшего: евреями были начальники полиции в Польше и Венгрии, а также ведущие экономисты, административные секретари, влиятельные журналисты и партийные теоретики. В Венгрии лидер партии (Матяш Ракоши) был евреем; в Румынии, Чехословакии и Польше партию возглавляли не евреи, но ими было большинство руководящей верхушки. Еврейские коммунисты во всем Советском блоке были всем обязаны Сталину. В тех странах, куда они возвращались, часто после долгого изгнания, их не очень-то приветствовали: ни как коммунистов, ни как евреев. После войны и оккупации местное население озлобилось на евреев еще больше, чем раньше. («Зачем ты вернулась?» — спросил сосед у Геды Маргулис, когда она сбежала с марша смерти до Аушвица и добралась до Праги в самом конце войны). На восточноевропейских еврейских коммунистов можно было рассчитывать, возможно, больше, чем на кого-либо другого, чтобы выполнить приказ Сталина.

В первые послевоенные годы Сталин не проявлял враждебности к своим подчиненным-евреям. В ООН Советский Союз с энтузиазмом поддержал сионистский проект, выступая за создание еврейского государства на Ближнем Востоке как препятствие британским имперским амбициям. На родине Сталин благосклонно относился к работе Еврейского антифашистского комитета, созданного во время войны для мобилизации еврейского мнения в СССР и (особенно) за рубежом в поддержку советской борьбы с нацистами. Советские евреи, как и многие другие, находившиеся под властью Москвы, наивно полагали, что более открытые настроения военных лет, когда Сталин искал и принимал помощь со всех возможных сторон, приведут к более легким временам после победы.

На самом деле произошло обратное. Еще до окончания войны Сталин, как мы видели, отправлял на восток целые народы и, несомненно, вынашивал подобные планы в отношении евреев. И в Центральной Европе, и на территории Советского Союза ситуация была одинакова: хотя евреи пострадали больше всего, винить их за мучения остальных было легко и привычно. Призыв к знамени русского национализма в военное время значительно приблизил советскую риторику к славянофильскому языку старых русских антисемитов; это, безусловно, не было в ущерб режиму. Для самого Сталина это означало возвращение на знакомую территорию, его собственные антиеврейские инстинкты подчеркивались его наблюдениями за успешной эксплуатацией Гитлером народного антисемитизма.

По разным причинам советские власти всегда преуменьшали расистский характер нацистской жестокости: расправа над украинскими евреями в Бабьем Яру официально отмечалась как «убийство мирных советских граждан», точно так же, как послевоенный мемориал в Освенциме ограничивался общими ссылками на «жертв фашизма». Расизму не было места в марксистском лексиконе; умерших евреев посмертно ассимилировали в те же местные общины, которые так не любили их при жизни. Но теперь предполагаемые космополитические качества евреев — международные связи, которыми Сталин надеялся воспользоваться в мрачные месяцы после нападения Германии, — снова стали использоваться против них.

Первыми жертвами стали сами еврейские руководители антифашистского комитета военного времени. Соломон Михоэлс, его главный вдохновитель и главная фигура в российском идиш-театре, был убит 12 января 1948 года. Приезд в Москву израильского посла Голды Меир 11 сентября 1948 года стал поводом для спонтанных вспышек еврейского энтузиазма, уличных демонстраций на Рош-га-шана и Йом-Кипур[65] и скандирования «В следующем году в Иерусалиме» перед зданием израильской дипломатической миссии. Такие действия при любых обстоятельствах Сталин считал неприемлемой провокацией. К тому же его поддержка новообразованного государства Израиль быстро таяла: какими бы ни были его смутные социалистические наклонности, оно явно не собиралось становиться советским союзником в регионе; хуже того, еврейское государство демонстрировало тревожно проамериканские настроения в щекотливый момент. Берлинская блокада только началась, и советский раскол с Тито вступил в свою острую фазу.

21 сентября 1948 года «Правда» опубликовала статью Ильи Эренбурга[66], которая четко характеризовала изменение государственной линии в отношении сионизма. С января 1949 года в «Правде» начали появляться статьи, которые критиковали «космополитов без родины», «непатриотичные группы театральных критиков», «безродных космополитов», «человека без идентичности» и «беспаспортных бродяг». Школы и театры, которые работали на идише, закрыли, газеты запретили, а библиотеки уничтожили. Сам Еврейский антифашистский комитет был ликвидирован 20 ноября 1948 года. Те, кто принадлежал к его верхушке, художники, писатели и чиновники были арестованы в следующем месяце и содержались в тюрьме в течение трех лет. Принужденные под пытками признаться в «антисоветском» заговоре, они явно готовились к показательному процессу.